Ха (двадцать шестая буква арабского алфавита)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арабский алфавит
Алиф Дад
Ба Т̇а
Та За
Са Айн
Джим Гайн
Ха Фа
Х̇а К̣аф
Даль Кяф
Заль Лям
Ра Мим
Зайн Нун
Син Х̈а
Шин Вав
Сад Йа
Дополнительные буквы
لا Лям-алиф ال Алиф-лям
آ Алиф мадда Хамза
Алиф максура Ве
Та марбута
Диакритические знаки
َ Фатха ِ Дамма
َُ Кясра ِّ Шадда
َْ Сукун

Викисклад Викицитатник

Ха (араб. هاء‎) — двадцать шестая буква арабского алфавита. Используется для обозначения звука «h».





Соединение

Стоящая в конце слова Ха пишется, как ـه; в середине как ـهـ и в начале слова — هـ.

                         Формы буквы Ха (араб. ه‎)                         
ـه
ـهـ
هـ
ه
в конце в середине в начале обособленно

Абджадия

Букве соответствует число 5.

Произношение

Профессор Юшманов Н. В. образно описывает звук [h] таким образом: «Придыхание (как дышат, чтобы запотеть стекло)». (Грамматика арабского языка, стр. 27)

А вот что говорит Сегаль В. С.: «Это — выдох с участием голоса, как бы „придыхание“ перед гласным звуком или после него. Никакого уклада речевых органов для звука [h] не требуется: он произносится расслабленно, без всякого напряжения. Этот звук не похож ни на обычное русское [г], ни на русское [х]». [1]

Халиль ибн Ахмад аль-Фарахиди говорил, что: «В арабском языке нет слов, которые содержат внутри своего корня буквы „ха“ [ħ] и „ха-мягкую“ [h]». Причина «непринятия» языком арабов подобного сочетания — близость мест выхода этих звуков". [2]

Взаимоотношения «ха-мягкой» [h]" с « ‘айн» [ʔˤ]" тоже натянутые. Слова типа: هُعْخُعٌ — (перевод: «трава») считаются крайне «нелитературными» с точки зрения плохой сочетаемости звуков корня слова. Вышеупомянутое слово используется только арабами-бедуинами.

Синоглифы

Напишите отзыв о статье "Ха (двадцать шестая буква арабского алфавита)"

Примечания

  1. Начальный курс арабского языка, стр. 35
  2. Ибн Манзур, Язык арабов


Отрывок, характеризующий Ха (двадцать шестая буква арабского алфавита)

– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.