Хвалебная песнь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Хвале́бная песнь — главный и наиболее устойчивый на протяжении многих веков жанр в скальдической поэзии с традиционной в силу повторяемости повода для написания формой и определяемым конкретными фактами содержанием[1].

Описание

Хвалебная песнь изначально является устным прославлением покровителя скальда, которым чаще всего был конунг или ярл в дофеодальных Скандинавии и Исландии. Также скальды слагали хвалебные песни для того, чтобы обрести покровителя или получить от прославляемого какое-либо вознаграждение. Хвалебные песни декламировались скальдами в присутствии покровителя и всей его дружины. Впоследствии, с распространением письменности скальды могли, написав хвалебную песнь, отправить её конкретному адресату издалека, обязательное присутствие скальда при чтении уже не требовалось. Дротткветтные хвалебные песни исполнялись двумя певцами либо четным количеством исполнителей, потому сочинялись так, чтобы строфа распадалась на две переплетающиеся партии[2].

Жанровые и структурные характеристики

В написании хвалебной песни скальд опирался только на факты, описывая либо те современные ему события, очевидцем которых он был, либо те, о которых узнал от других очевидцев. Поэтому основное содержание хвалебных песней — это имя прославляемого правителя, его происхождение, битвы, в которых он участвовал, имена поверженных врагов[3] и т. д., при чём и герой песни, и все его действия должны полностью отвечать в такой песне идеалу доблестного, честного и щедрого мужа. Однако прославляемый в хвалебной песне, как правило, не обладает никакими индивидуальными качествами.

Несмотря на шаблонность изображения и условность деталей, всякая скальдическая хвалебная песнь — это сухой и точный перечень индивидуальных событий, в принципе определимых хронологически и географически. Никакого сознательного вымысла в них нет, что характерно для скальдической поэзии вообще. Таким образом, форма хвалебной песни представляет собой формуляр, в котором проставляются личные данные прославляемого, поэтому характерная черта поэтики хвалебной песни это соединение традиционных тем с фактографичностью[1]. В хвалебных песнях никогда не бывает ничего похожего на сюжет. Единственная последовательность, которую можно проследить — это хронология описываемых событий, отраженных крайне неиндивидуализированно.

Виды хвалебных песен

В соответствии с канонами написания хвалебные песни делятся на два вида.

Флокк

Флокк представляет собой цикл не связанных между собой стансов (вис), написанных дротткветтом или (реже) квидухаттом.

Драпа

Драпа также представляет собой цикл вис, однако в её структуре обязательно должны быть несколько вставных предложений (стевов), которые делят драпу на части. Драпа считалась более торжественной формой хвалебной песни и ценилась больше, чем флокк. Кроме драпы как таковой иногда встречались её тематические подвиды, например, щитовая драпа, «выкуп головы». Драпы почти всегда слагались дротткветтом.

История возникновения

Первые упоминания о хвалебных песнях относятся к IX веку[2]. В «Младшей Эдде» Снорри Стурлусон приводит большие отрывки из «Рагнардрапы» и приписывает их Браги Боддасону, которого иногда называют самым первым из скальдов. Браги, по свидетельству Снорри Стурулсона, творил при дворе Рагнара Лодброка, правившего в первой половине IX века. К этому же периоду относится и целиком сохранившийся «Выкуп головы» Эгиля Скаллагримссона. В основной массе произведения тех времен и созданные в период вплоть до XII века сохранились лишь в отрывках и цитатах, которыми украшались прозаические тексты так называемых «королевских саг» и которые использовал при написании «Младшей Эдды» Снорри Стурлусон, приводя их в качестве многочисленных примеров хейти и кеннингов. Позднейшие, относящиеся к XIV веку хвалебные песни дошли до нас практически полностью. Однако уже в XIII европеизация, переход к феодализму, изменившиеся вкусы скандинавской знати и проникшие в скальдическую поэтику христианские мотивы предопределили постепенное вырождение хвалебной песни как самостоятельного жанра[4].

Некоторые известные хвалебные песни

См. также

Напишите отзыв о статье "Хвалебная песнь"

Примечания

  1. 1 2 М. И. Стеблин-Каменский. Историческая поэтика. — Л.: «Наука», 1978.
  2. 1 2 М. И. Стеблин-Каменский. Древнескандинавская литература. — М.: «Наука», 1979.
  3. АКАДЕМИЯ НАУК СССР. Литературные памятники. Поэзия скальдов. — Л.: Изд-во «Наука», 1979
  4. Е. А. Гуревич, И. Г. Матюшина. Поэзия скальдов. — М.: Изд-во РГГУ, 1999.

Литература

  • М. И. Стеблин-Каменский. Историческая поэтика. — Л.: «Наука», 1978.
  • М. И. Стеблин-Каменский. Древнескандинавская литература. — М.: «Наука», 1979.
  • Е. А. Гуревич, И. Г. Матюшина. Поэзия скальдов. — М.: Изд-во РГГУ, 1999.
  • АКАДЕМИЯ НАУК СССР. Литературные памятники. Поэзия скальдов. — Л.: «Наука», 1979.

Ссылки

  • [www.ulfdalir.ru/ Ульвдалир]
  • [www.ulfdalir.ru/literature/902/906/919 Е. А. Гуревич, И. Г. Матюшина. Поэзия скальдов. — М.: Изд-во РГГУ, 1999. Часть III. Глава 1. Панегирическая поэзия]
  • [coollib.com/b/257952/read АКАДЕМИЯ НАУК СССР. Литературные памятники. Поэзия скальдов. — Л.: «Наука», 1979.]
  • [www.ulfdalir.ru/literature/1476/2355 М. И. Стеблин-Каменский. Труды по филологии. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. Историческая поэтика. «Лирика скальдов?»]

Отрывок, характеризующий Хвалебная песнь

Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.