Хватайте всё

Хватайте всё
Up For Grabs
Жанр:	пьеса
Автор:	Дэвид Уильямсон
Язык оригинала:	английский
Дата написания:	2001
Дата первой публикации:	2001

«Хватайте всё» — пьеса австралийского драматурга Дэвида Уильямсона. Пьеса сатирически рассказывает о лихорадочных скупках произведений искусств на аукционах, как вложение денег в вечные ценности. Уильямсон также высмеивает шесть из семи смертных грехов человечества — Гордыня, Алчность, Чревоугодие, Зависть, Гнев, Похоть.

Сюжет

История заключается в попытках Симоны, молодого неоперившегося торговца произведениями искусства, продать картину Бретта Уитли за рекордные 2 миллиона долларов и таким образом утвердиться как самый успешный арт-дилер города. Амбиция становится отчаянием, когда подписывается контракт, подтверждающий стоимость картины, рискуя при этом потерять собственные сбережения и деньги партнера Симоны — Гарри. Симона, с её скромным списком клиентов и начальных сбережений, организовывает неофициальный аукцион, чтобы «набить» цену. Среди её перспективных покупателей Дон Грей, корпоративный скупщик произведений искусства, все еще уверенный, что Симона — большой дилетант в области искусства; Кел и Минди, молодая пара доткома, у которых деньги важнее, чем чувство прекрасного; и Мэнни и Фелисити, богатая, но несчастная пара, ищущая достойный трофей. Процесс «игры в аукцион» ставит под угрозу авторитет Симоны «Вы — азартный игрок, не так ли? Вы пытаетесь продать мне за большие деньги то, что стоит гораздо меньше. Но вы сделаете все, чтобы добиться своего», — говорит Мэнни. Пытаясь скрыть свою неопытность в искусстве, Симона потокает всем прихотям покупателей. Когда наступает момент истины, Симона решает сменить тактику, предупредив наивного Минди, безнадежно влюбившегося в непутевого дилера, что работы Уитли чрезвычайно переоценены. Она предлагает Минди не спешить с покупкой, и в этот момент из игры решает выйти Мэнни, оставляя Симону лицом к лицу перед банкротством. В конце Симоне удается все же продать картину Дону Грею, который счастлив наблюдать, что её клиенты не смогут заплатить $2 миллиона, что Грею кажется своего рода мстительным актом против корпоративного мира. Симона не теряет собственных денег, но и не выручает ничего больше. Она обращается к аудитории, что полученный урок является бесценным и что теперь ей откроются новый возможности в торговле. Она не сожалеет о том, что ей не удалось много заработать — это все для того, чтобы стать лучшим дилером в городе…

Постановка

Пьеса ставилась в Сиднее в 2001 году. После успеха в Австралии было решено поставить пьесу в Лондоне в театре Вест-Энд в 2002 году, слегка видоизменив её. Симону переименовали в Лорейн (её играла Мадонна), вместо работы австралийского художника Бретта Уитли продавалась картина Дж. Поллока. И не за 2, а за 20 миллионов долларов. Когда на премьере Мадонна впервые появилась на сцене, зрители подарили певице целых пять минут бурных оваций и затем еще долго не отпускали со сцены. Однако критики были настроены более скептически, посчитав игру Мадонны довольно посредственной. Однако за все время постановки в Лондоне не было ни одного пустующего стула, и спектакль получил награду театралов в номинации "Событие года".

Ссылки

[www.guardian.co.uk/reviews/story/0,,721366,00.html|Англоязычное ревью на постановку в Лондоне]

Отрывок, характеризующий Хватайте всё

– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.