Хевеши, Дьёрдь де

Дьёрдь де Хевеши
венг. Hevesy György
Дата рождения:	1 августа 1885(1885-08-01)
Место рождения:	Будапешт, Венгрия
Дата смерти:	5 июля 1966(1966-07-05) (80 лет)
Место смерти:	Фрайбург, Германия
Страна:	Германия Германия
Научная сфера:	Химия
Место работы:	Будапештский университет, Университет Копенгагена, Фрайбургский университет, Стокгольмский университет
Альма-матер:	Будапештский университет
Научный руководитель:	de:Franz Himstedt Georg Franz Julius Meyer
Награды и премии:	Нобелевская премия по химии (1943)

Дьёрдь де Хе́веши (известен также как Георг Чарльз де Хевеши или Георг Карл фон Хевеши венг. Hevesy György, нем. Georg Karl von Hevesy; 1 августа 1885, Будапешт, — 5 июля 1966, Фрайбург, ФРГ) — венгерский химик, почётный академик Венгерской АН, иностранный член Лондонского королевского общества (1939), лауреат Нобелевской премии по химии (1943), один из открывателей гафния.

Биография

В 1908 году окончил Будапештский университет.

Профессор университетов:

• Будапештский университет (1918)
• Копенгагенский университет (1920—1926, 1934—1943)
• Фрайбургский университет (1926—1934)
• Стокгольмский университет (1943).

Когда во время Второй мировой войны германские войска в апреле 1940 года оккупировали датскую столицу Копенгаген, де Хевеши растворил золотые нобелевские медали немецких физиков Макса фон Лауэ и Джеймса Франка в царской водке, чтобы спрятать их от немецких оккупантов. Фон Лауэ и Франк находились в оппозиции с национал-социализмом в Германии и доверили свои медали Нильсу Бору, чтобы предотвратить конфискацию в Германии. Немцам принятие и ношение нобелевской медали было запрещено после того, как противник национал-социализма Карл фон Осецкий в 1935 году получил Нобелевскую премию мира. После окончания войны де Хевеши выделил из раствора золото и передал его Шведской Королевской академии наук, которая изготовила для Лауэ и Франка новые медали.

Первое использование радиоизотопов

В 1911 году молодой студент Хевеши работал в Манчестере с радиоактивными материалами, а по причине бедности жил в общежитии. Со временем Хевеши начал подозревать, что в столовой общежития для приготовления еды использовали недоеденные остатки, порой довольно старые, судя по вкусу. Чтобы проверить свою гипотезу, он добавил к недоеденному блюду небольшое количество радиоактивных материалов. Через несколько дней, когда было выдано подобное блюдо, он взял образец и с помощью простого электроскопа подтвердил свои опасения — еда была радиоактивной. Эта занятная история часто используется как пример исследовательской натуры учёного, но он был занят и более серьёзными работами в этой сфере, применяя радиотрейсеры для мечения свинца.

Основные работы

• 1913 — предложен метод изотопных индикаторов (меченых атомов), применение его для биологических исследований совместно с Фридрихом Панетом.
• 1922 — открытие гафния совместно с Дирком Костером
• 1936 — первое применение активационного анализа совместно с венгерским химиком Г. Леви.

Признание заслуг

• Нобелевская премия по химии (1943) — «За работу по использованию изотопов в качестве меченых атомов при изучении химических процессов»
• Медаль Копли (1949)
• Фарадеевская лекция (1950)
• Медаль Котениуса (1959)
• Международная премия «Атом для мира» (1959).

Память

В 2009 г. Международный астрономический союз присвоил имя Хевеши кратеру в области северного полюса Луны.

Сочинения

• Adventures in radioisotope research. The collected papers, v. 1—2, Oxf., 1962
• в рус. пер. — Радиоактивные индикаторы, их применение в биохимии, нормальной физиологии и патологической физиологии человека и животных, М., 1950.

Литература

• Мельников В. П., Георг Хевеши, «Журнал Всес. химического общества им. Д. И. Менделеева», 1975, т. 20, № 6, с. 656.
• Храмов Ю. А. Хевеши Дьёрдь (Георг) (Hevesy George von) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 289. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Отрывок, характеризующий Хевеши, Дьёрдь де

– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе: