Хейз, Айра

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Хейз.
Айра Хэмильтон Хейз
англ. Ira Hamilton Hayes
Прозвище

Вождь Падающее Облако (англ. Chief Falling Cloud)

Дата рождения

12 января 1923(1923-01-12)

Место рождения

индейская резервация Гила-Ривер, Аризона

Дата смерти

24 января 1955(1955-01-24) (32 года)

Место смерти

индейская резервация Гила-Ривер, Аризона

Принадлежность

США

Род войск

Корпус морской пехоты США

Годы службы

1942—1945

Звание

Капрал

Сражения/войны
Награды и премии

А́йра Хэ́мильтон Хе́йз (англ. Ira Hamilton Hayes; 12 января 1923 — 24 января 1955) — американский морской пехотинец индейского происхождения (народ пима), участник Второй мировой войны. Известен как один из шести военнослужащих, запечатлённых на фотографии «Поднятие флага на Иводзиме» Джо Розенталя.[1][2]





Биография

Айра Хейз родился 12 января 1923 года в Аризоне в Сакатоне индейской резервации Хила-Ривер в семье Джо и Нэнси Хейзов. Хейз оставил обучение в школе и 24 августа 1942 года записался в резерв ВМС США.

После прохождения курса молодого бойца в Сан-Диего, он проходил подготовку парашютистов-десантников на базе морской пехоты в Сан-Диего, где получил прозвище Вождь Падающее Облако (англ. Chief Falling Cloud). 2 декабря 1942 года он присоединился к 3-му парашютному батальону 3-го морского дивизиона в Камп-Элиотте (Калифорния). 14 марта 1943 года он вместе с 2 парашютным батальоном отплыл в Новую Каледонию. Впервые участвовал в битве на Бугенвиле. После этого он на небольшой срок приезжал с побывкой к себе домой, после чего его семья отмечала, что он изменился и стал серьёзнее.

В феврале 1944 года парашютные подразделения в морском флоте были расформированы, и Хейз перешёл во 2-й батальон 5-го морского дивизиона в Камп-Пендльтоне. В сентябре 1944 года Хейза отправили на Гавайи для дальнейшей подготовки.

Поднятие флага на Иводзиме

Основная статья: Поднятие флага на Иводзиме

19 февраля 1945 года Айра Хейз принял участие в высадке на Иводзиму, а через пять дней — 23 февраля был в числе группы, занявшей гору Сурибати.

Поднятие на Сурибати второго флага пятью морскими пехотинцами: Айрой Хейзом, Рене Ганьоном, Харлоном Блоком, Франклином Сузли, Михалом Стренком — и армейским санитаром Джоном Брэдли было увековечено фотографом Джо Розенталем и стало одним из символов войны для американцев. За одну ночь Хейз и двое других изображённых на фотографии, выживших после битвы, — Рене Ганьон и Джон Брэдли — стали национальными героями. История Хейза привлекла особое внимание из-за его индейского происхождения.

Звания и медали

За время службы в армии Айра Хейз дослужился до звания капрала. За годы службы ему были вручены следующие награды:

После войны

После окончания Второй мировой войны Айра Хейз пытался наладить нормальную жизнь на гражданке, но безуспешно. По его словам:

Я продолжаю получать сотни писем. И люди могут проезжать по резервации, зайти ко мне и спросить: «Вы тот самый индеец, который поднял флаг на Иводзиме?».

Он редко рассказывал о поднятии флага на Сурибати, но часто с гордостью говорил о времени своей службы в морском флоте. После войны Хейз стал злоупотреблять алкоголем и был около 50 раз задержан в состоянии алгокольного опьянения.[3]

После возвращения домой Хейза волновало то, что вместо Харлона Блока, который был в числе действительно изображённых на фото, в число поднявших флаг на Иводзиме включили Хэнка Хансена. Позже Хейз проехал 1300 миль из резервации в Техас на ферму Эда Блока, чтобы рассказать правду семье Блока. Благодаря ему было исправлено несоответствие списка изображённых на фотографии.

В 1949 году Хейз вместе с Джоном Брэдли и Рене Ганьоном появились в роли самих себя в фильме Джона Уэйна «Пески Иводзимы». В фильме использовался флаг, реально поднятый на горе Сурибати.

24 января 1955 года Айра Хейз был найден мёртвым — лежащим вниз лицом в своих рвотных массах и крови рядом со своим домом в резервации Гила-Ривер. До этого он распивал алкоголь и играл в карты с несколькими другими людьми, включая его братьев Кенни и Вернона и другого индейца, тоже из племени пима, Генри Сетоянта, с которым у Хейза возник спор, переросший в драку. После окончания игры из дома ушли все кроме Хейза и Сетоянта. Следователь по делу пришёл к заключению, что смерть наступила из-за алкоголя и нахождения на открытом пространстве. Несмотря на то, что брат Айры Хейза Кенни заявлял, что причиной смерти была стычка с Сетоянтом, следствие не проводилось, а сам Сетоянт отрицал все заявления о конфликте с Хейзом после карточной игры.

Айра Хейз был похоронен в секции 34 Арлингтонского национального кладбища. На его похоронах его сослуживец Рене Ганьон сказал:

Можно сказать, что у него в сердце была небольшая мечта о том, что однажды индейцы будут как белые люди и смогут передвигаться по всем Соединённым Штатам.

Память

Трагическая история Хейза отражена в песне The Ballad of Ira Hayes Питера Ла-Фарге. Эту песню перепевали такие певцы, как Джонни Кэш, Крис Кристоферсон, Смайли Бэйтс, Пит Сигер, Боб Дилан, Кинки Фридмен, Том Рассел, Хейзел Дикенс, Патрик Скай и Таунс Ван Зандт.

В честь поднятия флага на Иводзиме сооружён монумент в Арлингтоне (Виргиния). Именем Хейза также был назван самый северный пик в Сьерра-Эстрелла.

10 ноября 1993 года во время церемонии у мемориала, посвящённого поднятию флага на Иводзиме, комендант Корпуса морской пехоты США генерал Карл Манди произнёс речь:

Одна из пар рук, протянувшаяся, чтобы поднять наш национальный флаг на израненной в битве вершине горы Сурибати принадлежала тому из коренных американцев… Айре Хейзу… морскому пехотинцу, не входившему в этническое большинство нашего населения.

Если бы Айра Хейз был сегодня здесь… я бы сказал ему, что если у кого-то появится впечатление от моей речи, что я считаю, что некоторые морские пехотинцы… из-за их цвета… не такие способные, как другие морские пехотинцы… то этих мыслей не было в моём разуме… и этих мыслей не было у меня в сердце.

Кинематограф

Напишите отзыв о статье "Хейз, Айра"

Примечания

  1. ↑ Ó'Riain, Seán. [www.ireland.com/newspaper/opinion/2006/0901/1156791312212.html An Irishman's Diary] (англ.), The Irish Times (1 September 2006).
  2. ↑ [hqinet001.hqmc.usmc.mil/HD/Historical/Whos_Who/Hayes_IH.htm Corporal Ira Hamilton Hayes, USMCR] (англ.). Who's Who in Marine Corps History. History Division, United States Marine Corps. Проверено 28 января 2009.
  3. ↑ Then There Were Two // Time. — February 7, 1955.

Литература

  • Flags of Our Fathers, James Bradley, Hardcover, Bantam, 2000, ISBN 0-553-11133-7
  • [www.leeandlow.com/books/irahayes.html Quiet Hero: The Ira Hayes Story], S. D. Nelson, ([www.leeandlow.com Lee & Low Books], 2006) ISBN 978-1-58430-263-6.
  • The Outsider and Other Stories, William Bradford Huie, Panther Books, GB 1961, первоначально опубликованная Signet в США в 1959 как Wolf Whistle and Other Stories.

Отрывок, характеризующий Хейз, Айра

– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Хейз,_Айра&oldid=80640673»