Хейс, Хелен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хейз, Хелен»)
Перейти к: навигация, поиск
Хелен Хейс
Helen Hayes

Студийная фотография 1940 года
Имя при рождении:

Хелен Хейс Браун

Дата рождения:

10 октября 1900(1900-10-10)

Место рождения:

Вашингтон, США

Дата смерти:

17 марта 1993(1993-03-17) (92 года)

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актриса

Карьера:

1905—1985

Хелен Хейс (англ. Helen Hayes, 10 октября 1900 — 17 марта 1993) — американская актриса, разделившая вместе со своей подругой, актрисой Кэтрин Корнелл, звание «Первая леди американского театра». Является рекордсменкой по сроку, прошедшему между победами «Оскара» — 38 лет, а также одной из 12 деятелей американского шоу-бизнеса, получивших за годы своей карьеры все самые престижные награды: премию Киноакадемии, «Эмми», «Тони» и «Грэмми». В 1986 году Хейс была удостоена высшей гражданской награды США — Президентской медали Свободы, а в 1988 году получила Национальную медаль США за выдающиеся заслуги в области искусств.





Биография

Хелен Хейс Браун (англ. Helen Hayes Brown) родилась в Вашингтоне[1]. Её бабушка и дедушка по материнской линии были иммигрантами из Ирландии и Англии.

Хейс начала актёрскую карьеру в раннем возрасте. В 1909 году она впервые появилась на Бродвее, а спустя год дебютировала на большом экране в одном из немых фильмов. Голливудская карьера Хелен Хейс началась немного позже, после того, как её муж, драматург Чарльз Макартур, подписал с одной из киностудий контракт.

Первым звуковым фильмом с участием актрисы стала лента «Грех Мадлон Клоде», за который она получила премию «Оскар» в номинации лучшая актриса. Далее последовали роли в фильмах «Прощай, оружие» (1932), «Белая монахиня» (1933) и «Другой язык» (1933). В 1935 году актриса покинула Голливуд, сосредоточив все свои силы на карьере в театре. В последующие десятилетия она оставалась одной из самых востребованных актрис Нью-Йорка.

В 1953 году Хелен Хейс стала первым лауреатом «Премии Сары Сайддонс» за её работу в театрах Чикаго. В то же время состоялось её возвращение в Голливуд с роли в драме Лео Маккери «Мой сын Джон». Её следующей успешной ролью в кино стала вдовствующая императрица Мария Фёдоровна в успешной мелодраме «Анастасия» (1956) с Ингрид Бергман в главной роли. В 1971 году актриса получила своего второго «Оскара» за роль шустрой безбилетной пассажирки Ады Куонсетт в фильме-катастрофе «Аэропорт».

Многие годы Хелен Хейс боролась с астмой, которая стала причиной нескольких госпитализаций актрисы, и из-за которой в 1971 году она была вынуждена завершить свою актёрскую карьеру, длившуюся 60 лет. В 1983 году один из нью-йоркских театров на Западной 45-й улице стал именоваться в честь актрисы театром Хелен Хейс. Актриса написал три сборника мемуаров: «Подарок радости», «В отражении» и «Моя жизнь в трёх действиях».

В середине 1980-х Хейс воплотила образ мисс Марпл в двух телепостановках CBS — «Мисс Марпл в Вест-Индии» (1983) и «Убийство с зеркалами» (1984), роль в которой стала последней в её актёрской карьере. В 1990 году актриса была удостоена Президентской медали Свободы из рук Рональда Рейгана. Хелен Хейс скончалась в День Св. Патрика, 17 марта 1993 года в возрасте 92 лет. За свой вклад в кинематограф она была удостоена звезды на Голливудской аллее славы.

Избранная фильмография

Награды

1932 — «Лучшая женская роль» («Грех Мадлон Клоде»)
1971 — «Лучшая женская роль второго плана» («Аэропорт»)

Напишите отзыв о статье "Хейс, Хелен"

Примечания

  1. [www.kennedy-center.org/calendar/index.cfm?fuseaction=showIndividual&entitY_id=3739&source_type=A Helen Hayes]. The Kennedy Center. [www.webcitation.org/65XTh9Bes Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хейс, Хелен

– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!