Хейс, Ратерфорд Бёрчард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ратерфорд Бёрчард Хейс
Rutherford Birchard Hayes
19-й президент США США
4 марта 1877 — 4 марта 1881
Вице-президент: Уильям Уилер
Предшественник: Улисс Грант
Преемник: Джеймс Гарфилд
29-й губернатор Огайо
13 января 1868 — 8 января 1872
Вице-губернатор: Джон Ли
Предшественник: Джейкоб Кокс
Преемник: Эдвард Нойес
32-й губернатор Огайо
10 января 1876 — 2 марта 1877
Вице-губернатор: Томас Янг
Предшественник: Уильям Аллен
Преемник: Томас Янг
Член Палаты представителей от 2-го избирательного округа Огайо
4 марта 1865 — 3 марта 1867
Предшественник: Александр Лонг
Преемник: Сэмюэл Кэри
 
Вероисповедание: методизм
Рождение: 4 октября 1822(1822-10-04)
Делавэр, штат Огайо
Смерть: 17 января 1893(1893-01-17) (70 лет)
Фримонт, штат Огайо
Отец: Ратерфорд Хейс
Мать: София Бёрчард
Супруга: Люси Уэбб Хейс
Дети: Бёрчард, Уэбб, Ратерфорд, Джозеф, Джордж, Фанни, Скотт, Мэннинг
Партия: Республиканская партия
 
Автограф:

Ратерфорд Бёрчард Хейс (устар. Рутерфорд Бирчард Гайс[1]; англ. Rutherford Birchard Hayes, 4 октября 1822 — 17 января 1893) — девятнадцатый президент США (4 марта 1877 — 4 марта 1881). Стал президентом в результате выборов, считающихся одними из самых «грязных» в истории США.





Ранние годы

Хейс родился в городе Делавэре[en] (штат Огайо) в семье Ратерфорда Хейса и Софии Бёрчард. Его отец некогда владел лавкой в Вермонте, затем в 1817 году переехал в Огайо, но умер за десять недель до рождения сына. Мать сама вырастила Хейса и его сестру Фэнни. Младший брат Софии, Сардис Бёрчард, некоторое время жил с ними и отчасти заменял Ратерфорду отца.

Гражданская война

После распада Союза Хейс некоторое время колебался в выборе стороны предпочтения, однако после обстрела форта Самтер решил встать на сторону Севера. Он вступил в армию рядовым, но уже летом 1861 года стал майором 23-го огайского полка. В этот же полк поступил рядовым другой будущий президент - Уильям Мак-Кинли. Полк был направлен в Западную Вирджинию, где провел осень, зиму и затем лето 1862 года. В ноябре 1861 ему присвоили звание подполковника. Полк был направлен на усиление армии Джона Поупа, но опоздал ко второму сражению при Бул-Ране. Полк участвовал в сражении у Южной Горы, где штурмовал ущелье Фокса - Хейс получил ранение и по этой причине пропустил сражение при Энтитеме. В октябре он стал полковником регулярной армии и получил временное повышение до бригадного генерала. Ему поручили командование 1-й бригадой дивизии Канава. Весь 1863 год бригада простояла около Чарльстона (Западная Вирджиния) и не участвовала в боевых действиях, кроме небольшой перестрелки с кавалеристами Джона Моргана.

Президентские выборы 1876 года

В 1876 году республиканскую администрацию президента Улисса Гранта, в прошлом, во время Гражданской войны, знаменитого генерала-северянина, захлестнули коррупционные скандалы. Были отстранены от должности несколько высших должностных лиц-республиканцев. У партии впервые после Гражданской войны, которую она выиграла и, казалось, навсегда отстранила от власти южан-демократов, появилась перспектива проиграть президентские выборы.

Хейс не был крупным политиком или лидером Таммани-холла и перед выборами был мало кому известен. Его кандидатура на конвенте Республиканской партии в Цинциннати 15 июня 1876 прошла только после седьмого тура голосования, поскольку признанные партийные лидеры Джеймс Блейн, Бенджамин Бристоу и Роско Конклинг были замешаны в коррупции и конкурировали между собой.

Президентские выборы 1876 года выиграл разоблачивший коррупционную «шайку Твида» губернатор штата Нью-Йорк демократ Сэмюэл Тилден, за которого голосовал, кроме Нью-Йорка, весь Юг США. Хейс признал победу соперника.

Но республиканская администрация Гранта, контролировавшая избирательные комиссии, ввела федеральные войска в три южных штата, проголосовавших за Тилдена: Южную Каролину, Флориду и Луизиану — и начала пересчёт голосов в этих штатах и штате Орегон, также проголосовавшем за Тилдена. В результате «пересчёта» в них победил уже Хейс. Главы избирательных комиссий данных штатов подписали и послали в Вашингтон по два итоговых бюллетеня (а Флориды вообще три): сначала ноябрьский, по которому победил представитель оппозиции Тилден, а впоследствии другой, по которому победил представитель правящей партии Хейс. 16 февраля 1877, кроме южных штатов, президент Грант в связи с начавшимися волнениями ввёл войска уже в столицу США — Вашингтон.

После чего конгресс США после непрерывного 18-часового заседания с перевесом в один голос выборщика в 4 часа утра 2 марта 1877 года признал президентом Хейса, а палата представителей 3 марта 137 голосами против 88 — Тилдена. Страна в феврале — начале марта некоторое время находилась на пороге новой гражданской войны: Север (республиканцы) против Юга (демократы); стал популярен лозунг «Тилден или кровь».

Победа Хейса на президентских выборах с перевесом в 1 голос выборщика, при сомнениях по поводу корректности выборов и подсчёта голосов в четырёх штатах, отдавших ему большинство, считается самой грязной в истории президентских выборов США. Хейс, как и Джордж Буш-младший в 2000 году, набрал на 250 тысяч голосов избирателей меньше, чем его конкурент, демократ Тилден.

Президентство

Вступив в марте 1877 года на президентский пост, Хейс выставил своей политической программой окончательное примирение между северными и южными штатами, восстановление металлической валюты и искоренение подкупа в администрации. Коррупцию ему изжить не удалось, но, несмотря на сильную оппозицию в конгрессе в лице т. н. гринбекеров — сторонников бумажных денег, он провёл закон о металлической валюте.

Интересные факты

  • 3 марта 1877 года, на следующий день после решения конгресса США о президентстве Хейса, газета «Нью-Йорк Сан» впервые после убийства Линкольна вышла с траурной рамкой на первой странице — по американской демократии.
  • Инаугурация Хейса прошла возле Капитолия в окружении федеральных войск США.
  • В честь Хейса назван парагвайский департамент Пресиденте-Аес (Президент Хайс; буква "H" не читается). После Парагвайской войны Аргентина предъявляла территориальные претензии к Парагваю, часть которых была удовлетворена; но принадлежность части земель (между реками Верде и главным рукавом реки Пилькомайо), по которым соглашение так и не было достигнуто, была вынесена на суд третейского судьи, в роли которого выступил президент США Ратерфорд Хейс. А он решил спор в пользу Парагвая.

В литературе

Напишите отзыв о статье "Хейс, Ратерфорд Бёрчард"

Примечания

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Хейс, Ратерфорд Бёрчард

– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.