Гольциус, Хендрик

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хендрик Гольциус»)
Перейти к: навигация, поиск
Хендрик Гольциус
Hendrick Goltzius

Автопортрет, 15901592
Дата рождения:

1558(1558)

Место рождения:

Брюгген под Фенло

Дата смерти:

1 января 1617(1617-01-01)

Место смерти:

Харлем

Жанр:

историческая живопись

Стиль:

маньеризм

Влияние:

Микеланджело

Влияние на:

Питер де Греббер, Иоахим Юттеваль[1]

Работы на Викискладе

Хендрик Гольциус (нидерл. Hendrick Goltzius, январь или февраль 1558, Брюгген под Фенло, Лимбург — 1 января 1617, Харлем) — нидерландский художник, представитель маньеризма.





Биография и творчество

Ребёнком упал на горящие угли, изуродовал себе правую руку (впоследствии сделал несколько блестящих графических этюдов покалеченной руки). Учился витражному искусству у отца, позже — у Ламберта Ломбарда, с 1575 учился гравировальному мастерству. В 1577 поселился в Харлеме. В 21 год женился на много старшей себя, но богатой вдове, что дало ему экономическую самостоятельность. Тем не менее, он в 1590 сбежал от неё, путешествовал по Германии и Италии, где открыл для себя творчество Рафаэля, но особенно впечатлился работами Микеланджело. Оставил портрет Джамболоньи (1591).

В 1600 возглавил Харлемскую академию живописи. С этого же времени выступил как живописец и, хотя начал поздно, оставил ряд замечательных работ (Даная, 1603, и др.). Гораздо более он был известен современникам как виртуозный гравёр. Среди прочего, он гравировал картины знаменитого в ту пору мастера Бартоломеуса Шпрангера, Корнелиса Харлемского и др.

Хендрик Гольциус умер 1 января 1617 года в городе Харлеме.

См. также

Напишите отзыв о статье "Гольциус, Хендрик"

Примечания

Литература

Ссылки

  • [www.pubhist.com/person/158/hendrick-goltzius Works and literature on Hendrick Goltzius]
  • [www.colecciondeverda.com/search/label/Metamorfosis%20seg%C3%BAn%20Goltzius%20%28serie%20I%29 Goltzius engravings from the De Verda collection][www.colecciondeverda.com/search/label/Grabados%20de%20H.%20Goltzius%20%28Los%20doce%20Ap%C3%B3stoles%29 2]

Отрывок, характеризующий Гольциус, Хендрик

– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.