Хенкин, Леон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
Леон Альберт Хенкин
Leon Albert Henkin
Научная сфера:

математика, логика

Место работы:

Калифорнийский университет в Беркли

Учёная степень:

доктор философии (PhD) по математике[1]

Альма-матер:

Колумбийский университет, Принстонский университет

Научный руководитель:

Алонзо Чёрч

Леон Альберт Хенкин (англ. Leon Albert Henkin, 19 апреля 1921 — 1 ноября 2006) — американский математик, один из ведущих специалистов XX века в области математической логики.





Биография

Родился в 1921 году в Бруклине в еврейской семье эмигрантов из России. Так как в это время газета «The New York Times» опубликовала серию статей о теории относительности Альберта Эйнштейна, то отец, веря в большое будущее сына, дал ему второе имя «Альберт». Леон Хенкин окончил Колумбийский колледж при Колумбийском университете, в 1941 году получив степень бакалавра, а в 1942 — магистра. Во время Второй мировой войны участвовал в Манхэттенском проекте.

После войны учился в Принстонском университете, где под руководством Алонзо Чёрча в 1947 году получил степень Ph.D. После этого он ещё два года пробыл аспирантом в Принстоне, в 1949 году переехал на запад и стал работать на математическом факультете университета Южной Калифорнии, а с 1953 года стал профессором математики в Калифорнийском университете в Беркли. В Беркли его приглашали и ранее, но предыдущее приглашение он отклонил, так как тогда поступление на работу в университет требовало принесение клятвы верности, которая в 1953 году была признана неконституционной. В 1958 году он стал полным профессором Калифорнийского университета в Беркли.

В 1959—1960 годах был первым главой созданной в Беркли междисциплинарной Группы по логике и методологии науки (Group in Logic and the Methodology of Science). В 1960-х годах он обратил внимание на то, что многие девушки и представители различных национальных меньшинств даже будучи талантливыми в области математики не выбирают впоследствии в колледжах карьеру, связанную с математикой, и его деятельность привела к созданию в 1964 году в Беркли Специального комитета по образованию (Special Scholarships Committee), состоящего из нобелевских лауреатов и чиновников высокого ранга от образования. Комитет изучил проблему и разработал специальную программу поддержки талантливых студентов, которая два года спустя послужила моделью для аналогичной программы федерального уровня, а также впоследствии для сотен аналогичных университетских программ по всем Соединённым Штатам. Хенкин возглавлял Специальный комитет по образованию в течение сорока лет.

В 1970-х годах Леон Хенкин и его бывший студент Ури Трейсмэн обратили внимание, что многие успешные школьники не проявляют успехов в колледже из-за плохой приспособленности к новым условиям и неуверенности в том, что требуется для успеха в науке вообще и в математике в частности. В 1974 году они открыли Программу профессионального развития (Professional Development Program), помогавшую справиться с этим проблемами студентам, занимающимся математикой и смежными областями. Программа оказалась успешной, и у неё стали появляться многочисленные клоны, которые в 1992 году были объединены в Коалицию за отличия и многообразие в математике, науке и инженерии (Coalition for Excellence and Diversity in Mathematics, Science and Engineering), получившую в 1998 году награду от президента Билла Клинтона.

В 1983 году Хенкин сыграл центральную роль в развитии Bay Area Mathematics Project, нацеленного на улучшение преподавания математики в школах. В 1989 году Хенкин и Трейсмэн запустили программу летних математических школ. Программа действовала десять лет и была закрыта из-за отсутствия финансирования. Также в 1989 году Хенкин принял участие вместе в работе комиссии по изучению математической грамотности в США, которая привела к выработке рекомендаций по изменениям в преподавании математики.

Научные достижения

В 1947 году Леон Хенкин защитил докторскую диссертацию «Полнота формальных систем», в которой предложил абсолютно новое доказательство теоремы Гёделя о полноте логики первого порядка. Введённые в этом доказательстве «константы Хенкина» стали одним из базовых инструментов новой ветви математической логики — теории моделей. Помимо логики Хенкин также интересовался и алгеброй, и в 1971 году опубликовал в соавторстве с Дональдом Монком и Альфредом Тарским большую работу «Цилиндрические алгебры».

Награды

  • Премия имени Шовене (1964)
  • Премия имени Лестера Форда-старшего (1972)
  • Gung and Hu Award for Distinguished Service to Mathematics (1991)

Напишите отзыв о статье "Хенкин, Леон"

Примечания

  1. The Completeness of Formal Systems, 1947

Ссылки

  • Robert Sanders [www.berkeley.edu/news/media/releases/2006/11/09_henkin.shtml «Leon Henkin, advocate for diversity in math & science, has died»]

Отрывок, характеризующий Хенкин, Леон

– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала: