Херринг, Томас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Томас Херринг
Thomas Herring
Архиепископ Кентерберийский


Портрет Томаса Херринга кисти Уильяма Хогарта.

Посвящение 1719
Епископское посвящение 1737
Интронизация 1747
Конец правления 23 марта 1757
Предшественник Джон Поттер
Преемник Мэтью Хаттон
Другая должность Епископ Бангорский (1737-1743)
архиепископ Йоркский (1743-1747)
Родился 1693(1693)
Вэлсокен (Норфолк)
Умер 23 марта 1757(1757-03-23)
Кройдон (боро Лондона)
Похоронен Кройдон

Томас Херринг (англ. Thomas Herring; Вэлсокен, Норфолк, 1693 — Кройдон (боро Лондона), 23 марта 1757) — епископ Бангорский (1737—1743), архиепископ Йоркский (1743—1747), 84-й архиепископ Кентерберийский (1747—1757).





Биография

Ранние годы

Томас Херринг был сыном Джона Херринга, ректора церкви в Вэлсокене, (Норфолк) и Марты Поттс. Томас начал обучение в Вэлсокенской школе, затем перевёлся в Уизбекскую[en] грамматическую школу[en] в Кембриджшире. В 1710 году поступил в колледж Иисуса[en] Кембриджского университета, в 1717 получил степень магистра искусств, в 1716—1723 годах преподавал античную историю в колледже Тела Христова[en] в качестве фелло, а в 1719 году был посвящён в духовный сан[1].

Церковное служение

Херринг скоро стал капелланом епископа Эли[en] Уильяма Флитвуда[en] и был назначен проповедником епископской резиденции, Эли Плейс[en]; в этот же период он познакомился с будущим лордом-канцлером Филипом Йорком, герцогом Хардвиком[en]. Кроме должностей при епископе Флитвуде, Херринг также получил несколько приходов, но постоянно жил в одном из них — Барли, возле Ройстона.

В 1728 году Томас Херринг получил степень доктора богословия и стал капелланом короля Георга II, в 1731 году был назначен ректором церкви в Блетчингли, затем — деканом в Рочестере (последнее назначение состоялось при посредничестве епископа Бенджамина Хоадли[en][2]). В 1737 году Херринг стал епископом Бангорским[en], сохранив место декана, а в 1743 был назначен архиепископом Йоркским.

Сохранился подробный отчёт о поездке Херринга по епархии в 1743 году, который служит важным источником сведений о положении церкви в этот период[3]. Во время Якобитского восстания 1745 года он хорошо себя показал при подготовке к возможному вторжению отрядов мятежников (которое так и не состоялось). Будучи в политике многолетним сторонником вигов, в период опасности он тесно сотрудничал с местными тори. Прочитанная в этот период в Йоркском соборе проповедь получила наибольшую известность в богословском наследии Херринга.

Архиепископ Кентерберийский

В 1747 году Томас Херринг стал архиепископом Кентерберийским и очень скоро оказался в состоянии конфликта с тогдашним государственным секретарём, а с 1754 года — премьер-министром герцогом Ньюкастлом, поскольку симпатии нового архиепископа были на стороне более консервативного крыла вигов. Разногласия начались с отношения к созывам конвокаций Кентрбери и Йорка[en], хотя оба соглашались в необходимости сведения полномочий церковных соборов к чисто ритуальным функциям. Впоследствии Херринг предпочитал сотрудничать со своим старым знакомым лордом-канцлером герцогом Хардвиком[en]. В частности, он поддержал Акт о браке[en][4], учреждение Британского музея, а также предложения о постоянном проживании епископов в американских епархиях[5], попытку проведения и последующее отклонение акта о натурализации евреев[en] 1753 года[6]. Обсуждение проблемы примирения с диссентерами и переписка с шведскими протестантами не привели к реальным переменам. Произведённые Херрингом назначения вызывали обвинения в непотизме.

Из-за слабого здоровья с 1753 года Херринг жил в Кройдоне (ныне — Лондонское боро), один из его сотрудников постоянно находился в Ламбетской архиепископской резиденции и трижды в неделю посещал Херринга, чтобы держать его в курсе дел архиепархии и получить распоряжения[7].

Томас Херринг не был женат, умер в Кройдоне 23 марта 1757 года, похоронен в местной приходской церкви.

Напишите отзыв о статье "Херринг, Томас"

Примечания

  1. Ollard, Walker, 2013, p. 3-4.
  2. William Gibson, 2004, pp. 222-223.
  3. J. Gregory, J. S. Chamberlain, 2003, p. 9.
  4. Вступил в силу в 1754 году, впервые устанавливал формальную церемонию вступления в брак для Англии и Уэльса.
  5. Carpenter, Hastings, 1997, p. 284.
  6. Carpenter, Hastings, 1997, pp. 259-260.
  7. J. Gregory, J. S. Chamberlain, 2003, p. 33.

Литература

  • Carpenter E., Hastings A. [books.google.ru/books?id=ee0-EsYR9aEC&printsec=frontcover&dq=Cantuar:+The+Archbishops+in+Their+Office++%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B:+Edward+Carpenter&hl=ru&sa=X&ei=0cJCUu_1Auj74QTl9ICICQ&ved=0CDEQ6AEwAA#v=onepage&q=Cantuar%3A%20The%20Archbishops%20in%20Their%20Office%20%20%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B%3A%20Edward%20Carpenter&f=false Cantuar: The Archbishops in Their Office]. — Continuum, 1997. — 607 p. — ISBN 978-08-2643-089-2.
  • Gibson W. [books.google.ru/books?id=DepggDo4awIC&printsec=frontcover&dq=Enlightenment+Prelate:+Benjamin+Hoadly,+1676-1761&hl=ru&sa=X&ei=lfuAUs21M_Wt4AOv8IBg&ved=0CC8Q6AEwAA#v=onepage&q=Enlightenment%20Prelate%3A%20Benjamin%20Hoadly%2C%201676-1761&f=false Enlightenment Prelate: Benjamin Hoadly, 1676-1761]. — James Clarke & Co., 2004. — 384 p. — ISBN 978-02-2767-978-4.
  • Dr Gibson W., Gibson W. [books.google.ru/books?id=t-X1oZZvcFgC&pg=PT1&dq=The+Church+of+England+1688-1832:+Unity+and+Accord&hl=ru&sa=X&ei=8Zx_UpqgHpi84AP8x4H4BQ&ved=0CC8Q6AEwAA#v=onepage&q=The%20Church%20of%20England%201688-1832%3A%20Unity%20and%20Accord&f=false The Church of England 1688-1832: Unity and Accord]. — Routledge, 2012. — 288 p. — ISBN 978-11-3455-205-4.
  • [books.google.ru/books?id=RxvjZPdjMLcC&printsec=frontcover&dq=The+National+Church+in+Local+Perspective:+The+Church+of+England+and+the+...&hl=ru&sa=X&ei=ngKBUrvLPLW44AOUloCoAQ&ved=0CC8Q6AEwAA#v=onepage&q=The%20National%20Church%20in%20Local%20Perspective%3A%20The%20Church%20of%20England%20and%20the%20...&f=false Studies in modern British religious history] / Jeremy Gregory, Jeffrey Scott Chamberlain. — Boydell Press, 2003. — Vol. 5: The National Church in Local Perspective: The Church of England and the Regions, 1660-1800. — 315 p. — ISBN 978-08-5115-897-6.
  • Ollard S. L., Walker Ph. Ch. [books.google.ru/books?id=nWsX2dhAONAC&pg=PA4&dq=thomas+herring&hl=ru&sa=X&ei=l5F_UuGfNu7-4AO4-ICICQ&ved=0CDMQ6AEwATgK#v=onepage&q=thomas%20herring&f=false Archbishop Herring's Visitation Returns, 1743]. — Cambridge University Press, 2013. — 122 p. — ISBN 978-11-0805-877-3.

Ссылки

  • Robert T. Holtby [www.oxforddnb.com/view/article/13098?docPos=1 Herring Thomas]//Oxford Dictionary of National Biography

Отрывок, характеризующий Херринг, Томас

Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.