Хетум I
| Хетум I Հեթում Ա<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Хетума и Забел (Изабеллы) на монете</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 14 июня 1226 — 1270 | |||
| Предшественник: | Филипп Антиохийский | ||
| Преемник: | Левон III | ||
| Рождение: | 1213 | ||
| Смерть: | 28 октября 1270 | ||
| Род: | Хетумиды | ||
| Супруга: | Забел | ||
| Дети: | Евфимия Мария Сибилла Левон Торос Рита I Изабелла Васак | ||
Хетум I (Гетум, Гайтон[1], Хайтон, арм. Հեթում Ա; 1213 — 28 октября 1270) — царь Киликийской Армении с 1226 года, основатель династии Хетумидов. Сын Константина Пайла, двоюродного брата царя Левона II. В истории Армении это единственный царь, которому довелось править страной в течение 45 лет. Время его царствования считается периодом расцвета культуры Киликийской Армении. В 1270 году он отрёкся от престола в пользу своего сына Левона и остаток жизни провёл в монастыре, где умер 28 октября 1270 года.
Содержание
Восшествие на престол
У Левона II, последнего царя из династии Рубенидов, не было сыновей, поэтому после его смерти царём должен был стать муж его дочери Изабеллы (или Забел). Регентский совет во главе со спарапетом (военачальником) Константином Пайлом выдал в 1221 году шестилетнюю Изабеллу за сына Боэмунда IV Антиохийского Филиппа, который, таким образом, был возведён на царство. Однако Филипп нарушил своё обещание править в соответствии с армянскими обычаями, стал привлекать на службу латинян, вывозить ценности из Киликии в Антиохию. В 1225 году Филипп был схвачен и убит.
Константин Пайл уговорил католикоса выдать дочь Левона II за своего сына Хетума. 14 июня 1226 года Хетум женился на Изабелле и сделался её соправителем, положив начало династии Хетумидов. Для того, чтобы показать законность новой династии, всем трём сыновьям Хетума I и Изабеллы были даны обычные для Рубенидов имена — Левон, Торос, Рубен.
Начало правления
До совершеннолетия Хетума и Изабеллы регентом оставался Константин Пайл. Большую роль в управлении государством играли братья Хетума: Смбат был главнокомандующим войсками (гундстабль, или спарапет) и первым помощником царя, а Левон — высшим чиновником двора.
Союз с монголами
Летом 1243 года монголы разгромили при Кёсе-даге войско конийского султана Кей-Хосрова II. Хетум I, благоразумно не оказавший поддержки Кей-Хосрову, отправил в Кайсери к монгольскому военачальнику Байджу посольство во главе со своим отцом Константином Пайлом и братом Смбатом Спарапетом. По договору, заключённому между сторонами, армяне обязались снабжать монгольское войско продовольствием и поставлять нужное количество войск для участия в походах; в свою очередь, монгольское командование признавало суверенитет Киликийского царства и обещало оказывать вооружённую помощь армянам в случае нападения на них соседних государств[2]. Этот договор был выгоден как Киликии, так и Байджу, которому были необходимы союзники в регионе, весьма удалённом от Монголии. В качестве подтверждения дружественных намерений киликийцев Байджу потребовал от Хетума выдачи семьи султана Кей-Хосрова, нашедшей убежище в Киликийском царстве. Хетум был вынужден принять это условие.
В обстановке хаоса, охватившего султанат в результате монгольского вторжения, появился самозванец, объявивший себя сыном покойного султана Ала ад-Дина Кей-Кубада I. С 20 тысячами своих сторонников он двинулся к Киликии, но был разбит Костандином, братом царя Хетума. [3]
Развивая дипломатические отношения с монголами, Смбат в 1246—1248 годах совершил путешествие в их столицу — Каракорум. Согласно сведениям Григора Акнерци (Магакии), каан Гуюк, пожаловал его землей и ленными владениями и дал «великий ярлык и золотые пайцзы», а по Киракосу, «Смбату дали охранные грамоты на многие области и крепости, которые раньше принадлежали царю Левону, но после его смерти были отняты у армян султаном Рума Ала ад-дином».
В 1253 году, незадолго до крупномасштабного монгольского вторжения на Ближний Восток, Хетум сам отправился в Монголию. 13 сентября 1254 года он достиг Каракорума и вскоре был принят кааном Мункэ, давшим ему «ярлык, воспрещавший притеснять Хетума и его царство, и грамоту, даровавшую повсеместную свободу церквам».
Семья
жена: Забел
8 детей:
- Евфимия (? — 1309)
- м. — Жюльен Гренье
- Мария (? — 1310)
- м. — Гай Ибелин
- Сибилла (? — 1290)
- м. — Боэмунд VI
- Левон III (кронованный как Левон II) (1236—1289) — король Киликии
- ж. — Керан
- м. — Констандин
- Изабелла (? — 1268/69)
- Васак — умер в младенчестве
Напишите отзыв о статье "Хетум I"
Примечания
- ↑ Гайтон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Смбат Спарапет. [www.vostlit.info/Texts/rus9/Smbat_Sparapet/frametext4.htm Летопись] / Вступ. статья А. Галстяна. — Ереван: Айастан, 1974. — С. XIV—XV.
- ↑ Гордлевский В. А. Государство Сельджукидов Малой Азии // Избранные сочинения. — М.: Изд-во восточной литературы, 1960. — Т. 1: Исторические работы. — С. 63-64.
Источники и литература
- Армянские источники о монголах (Извлечения из рукописей XIII—XIV вв.) / Пер. с древнеарм., предисл. и примеч. А. Г. Галстяна. — М.: Издательство Восточной литературы, 1962.
- Киракос Гандзакеци. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/G.phtml?id=2044 История Армении] / Перевод с древнеармянского, предисловие и комментарий Л. А. Ханларян. — М.: Наука, 1976.
- Смбат Спарапет. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/S.phtml?id=2058 Летопись] / Вступ. статья А. Галстяна. — Ереван: Айастан, 1974.
- Сукиасян А. [armenianhouse.org/suqiasyan/cilicia/armenian-state-law.html История Киликийского армянского государства и права (XI—XIV в.)]. — Ереван: Митк, 1969.
Ссылки
- [karty.narod.ru/arm-coins/arm-coins.html#2 Монеты Хетума I]
| |||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Хетум I
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
