Хиггинс, Элиот

Элиот Хиггинс
Eliot Higgins
Э. Хиггинс в 2015 году
Род деятельности:	блогер, гражданский журналист
Дата рождения:	1979(1979)
Место рождения:	Великобритания
Гражданство:	Великобритания
Сайт:	[www.bellingcat.com lingcat.com]

Элиот Хиггинс (род. 1979), псевдоним Brown Moses — британский гражданский журналист, блогер, известный расследованиями актуальных событий, таких как гражданская война в Сирии и вооружённый конфликт на востоке Украины. Работает на основании анализа открытых источников: социальных сетей, спутниковых снимков, видео и т. п. Впервые получил известность после идентификации систем вооружений, используемых в Сирии.

Летом 2014 года запустил веб-сайт Bellingcat, предназначенный для взаимодействия гражданских журналистов, занятых расследованиями текущих событий по открытым данным.

Деятельность

См. также: Кассетные боеприпасы

В 2012 г., будучи безработным финансовым аналитиком, не знающим арабского языка, начал писать блог о гражданской войне в Сирии. В качестве псевдонима выбрал Brown Moses — имя персонажа песни американского музыканта Ф. Заппы из альбома Thing-Fish. Анализ схемы поставки хорватского вооружения в Сирию для снабжения боевиков, выполненных Хиггинсом в свободное время в качестве хобби, оказался столь успешным, что вскоре на него стала ссылаться пресса и правозащитные группы, а на основе данных Хиггинса был сделан запрос в британском парламенте.

Метод работы Хиггинса заключается в мониторинге каналов Youtube (более 400 каналов ежедневно) и последующем отслеживании видов вооружений, появляющихся в том или ином месте. Свои наблюдения Хиггинс публикует в блоге под заглавием Brown Moses Blog. При этом никакой специальной подготовки по системам вооружений Хиггинс не имеет. По его собственным словам:

До «арабской весны» я знал о системах вооружений не больше, чем средний владелец [игровой приставки] Xbox. Я не имел никакого представления [о войне], кроме того, что можно почерпнуть из фильмов о Рэмбо.

Сирия

В 2013 году вышла первая работа Элиота по Сирии, и она касалась незаконных поставок хорватского вооружения для снабжения боевиков Сирийской Свободной Армии, оплаченных Саудовской Аравией и позднее попавшие в руки джихадистов. В результате его отчета Британский Парламент инициировал слушания и разбирательства по данному эпизоду.

По мнению британской газеты Guardian, своей работой Хиггинс заслужил славу первооткрывателя. Именно он первым сообщил о том, что правительство Сирии применяет против гражданского населения т. н. «бочковые бомбы» (англ. barrel bombs) — кустарные авиабомбы большой мощности, сбрасываемые на жилые кварталы с вертолетов.

Хиггинз также выявил факты применения правительством Асада кассетных бомб, что последнее до этого упорно отрицало. Он также расследовал случаи применения правительственными силами химического оружия.

Хиггинс обнаружил место гибели американского фотожурналиста Дж. Фоли, демонстративно убитого боевиками ИГИЛ. С помощью методов геолокации он выяснил, что убийство произошло вблизи сирийского города Ракка, ставшего опорным пунктом ИГИЛ. Это открытие он сделал на основании соотнесения спутниковых снимков местности и видеозаписи казни.

Украина

31 мая 2015 года команда портала Bellingcat под руководством Элиота Хиггинса опубликовала доклад «Анализ спутниковых изображений, опубликованных Министерством обороны России». В докладе утверждалось, что как минимум две из шести спутниковых фотографий, опубликованные Министерством обороны (МО) России на международной пресс-конференции 21 июля 2014 года, были фальсифицированы. В качестве инструмента анализа использовались анализ источников, анализ метаданных и анализ уровня ошибок (англ. Error Level Analysis, ELA) доктора Нила Краветца (англ. Neal Krawetz). На следующий день результаты расследования Bellingcat без надлежащей проверки на достоверность были опубликованы во многих ведущих западных СМИ, в том числе и на общественно-правовом телевидении Германии «Das Erste» и Великобритании Би-би-си. В тот же день Нил Краветц, владелец сервиса анализа цифровых изображений FotoForensic.com, в своём блоге на twitter дистанцировался от доклада Bellingcat, заявив, что это прекрасный пример, «как не надо делать анализ изображений». Эксперт по анализу изображений и создатель фотоархива IRISPIX Йенс Кризе (нем. Jens Kriese) также подверг критике использованные в докладе Bellingcat методы выявления манипуляций с изображениями, назвав их «гаданием на кофейной гуще», а использованный метод Error Level Analysis — «методом для любителей».

В 2015 году Хиггинс принял участие в составлении доклада исследовательского центра Atlantic Council, посвященного «российскому военному вмешательству на востоке Украины»^{[неавторитетный источник? 3115 дней]}. По материалам доклада канадский интернет-канал Vice News снял документальный фильм. В июне 2015 года фильм был показан на заседании Европейского парламента.

Признание

Работы Хиггинса пользуются широким признанием и поддержкой со стороны правозащитной организации. По словам директора по чрезвычайным ситуациям Human Rights Watch Питера Букерта (Peter Bouckaert): «Brown Moses — один из лучших [специалистов] по мониторингу вооружений в Сирии».

Кристофер Чиверс, военный корреспондент газеты The New York Times, призвал коллег-журналистов более открыто признать роль которую играет блог Хиггинса «Brown Moses» в освещении событий в Сирии. Правозащитная организация Amnesty International указывает, что именно материалы Хиггинса позволили ясно показать применение режимом Асада баллистических ракет, в результате чего в Сирию была направлена миссия расследования.

Хиггинс и его работы пользуются вниманием прессы Британии и США. О нём писали The Guardian, The Independent и The New Yorker. Передачи о Хиггинсе делали крупные телеканалы, такие как британский Channel 4 News и CNN International. То же касается и неанглоязычных источников.

Bellingcat

15 июля 2014 года Хиггинс запустил вебсайт под названием Bellingcat, за два дня до крушения Боинга MH17 произошедшего 17 июля 2014 года. Задача сайта — объединить усилия гражданских журналистов в расследовании текущих событий по открытым источникам, таким как видео- и фото-материалы, спутниковые снимки и другое. Финансирование сайта поступает из общественной кампании на Kickstarter.

Среди прочих проектов, Bellingcat расследовал катастрофу Боинга 777 в Донецкой области. На основании своего расследования по фото и видео из социальных сетей активисты Bellingcat сделали предположение, что ракета, сбившая самолет, была выпущена с установки ЗРК «Бук-М» из 53-й бригады ПВО РФ, базирующейся в Курске. Работа привлекла внимание голландских следователей, расследующих катастрофу. Министерство обороны России опровергает её выводы, заявляя, что «конспиративные теории журналистской группы многократно опровергались блогерами и экспертами, поэтому серьезному комментированию не подлежат».

Критика

19 июля 2016 года журналист Анатолий Шарий заявил, что сообщение Bellingcat о его деятельности было лживым.

Ссылки

• [bellingcat.com/ Bellingcat], a website for citizen investigative journalists founded by Higgins. Posts tagged [www.bellingcat.com/tag/mh17/ MH17] and [www.bellingcat.com/tag/august-21st/ August 21st] (Ghouta chemical attack)
• [brown-moses.blogspot.com Brown Moses Blog] Inactive since July 2014
• Higgins, Eliot [sabotagetimes.com/politics/how-i-accidentally-became-an-expert-on-the-syrian-conflict How I Accidentally Became An Expert On The Syrian Conflict]. Sabotage Times (19 July 2013).
• [www.atlanticcouncil.org/publications/reports/hiding-in-plain-sight-putin-s-war-in-ukraine-and-boris-nemtsov-s-putin-war Hiding in Plain Sight: Putin’s War in Ukraine]
• [medium.com/1st-draft/piecing-together-open-source-evidence-from-the-syrian-sarin-attacks-9027f0238857 piecing together open source evidence from the syrian sarin attacks]
• Илья Рождественский. [meduza.io/feature/2015/02/24/oruzhie-massovogo-obnaruzheniya Оружие массового обнаружения. Как обычный геймер создал проект Bellingcat и стал авторитетным военным аналитиком]. Meduza (24-02-2015). Проверено 4 мая 2016.

Отрывок, характеризующий Хиггинс, Элиот

Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.