Хидиятуллин, Вагиз Назирович

Вагиз Хидиятуллин
Общая информация
Полное имя	Вагиз Назирович Хидиятуллин
Прозвище	Хидя
Родился	3 марта 1959(1959-03-03) (65 лет) Губаха, Пермская область, РСФСР, СССР
Гражданство	СССР Россия
Рост	182 см
Вес	76 кг
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1976—1980	Спартак (Москва)	88 (6)
1981—1982	ЦСКА (Москва)	35 (2)
1984—1985	СКА Карпаты	9 (0)
1986—1988	Спартак (Москва)	67 (8)
1988—1990	Тулуза	58 (2)
1990—1993	Монтобан	? (?)
1993—1994	Лабеж	? (?)
1994	Динамо (Москва)	15 (1)
Национальная сборная**
1980	СССР (олимп.)	6 (2)
1978-1990	СССР	58 (6)
1996	Россия (пляж.)	? (?)
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза	Москва 1980	футбол
Чемпионаты Европы
Серебро	ФРГ 1988
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ваги́з Нази́рович Хидияту́ллин (тат. Wağiz Nazir uğlı Hidiətullin, Вәғиз Нәзир улы Һидиятуллин; 3 марта 1959, Губаха, Пермская область, РСФСР, СССР) — советский и российский футболист, защитник и полузащитник. Президент профсоюза футболистов и тренеров России (с 1995).

Мастер спорта международного класса (1977), заслуженный мастер спорта СССР (1988).

Биография

Родился в Пермской области, но футбольное образование получил в ростовском спортинтернате. Некоторое время жил в городе Новошахтинск Ростовской области. Оттуда и поехал поступать в спортинтернат.

«Спартак»

В конце 70-х Хидиятуллина заметили и пригласили в «Спартак». Бесков увидел в нём необычайно талантливого игрока, определив его на позицию либеро, разрешая подключаться к атакующим действиям. Хидиятуллин был в составе юниорской и юношеской сборной СССР, которая в 1976 стала чемпионом Европы, а в 1977 — чемпионом мира.

ЦСКА, служба в армии

В конце чемпионата 1980 года в матче со львовским клубом «Карпаты», многие^[кто?] посчитали что Хидиятуллин «сдал» игру. Хотя, со слов самого Хидиятуллина, руководство команды в лице Николая Старостина и Константина Бескова никаких претензий не предъявляло.

Когда Хидиятуллин узнал, что его обвиняют в продаже матча, не стал ждать официальных уведомлений, а сам написал заявление о желании служить в рядах Вооружённых сил СССР. На тот момент он был студентом института, и формально имел отсрочку. Его новой командой стал ЦСКА. На сборах в сборной друг Хидиятуллина защитник киевского «Динамо» Владимир Бессонов предлагал ему перейти в «Динамо», где его не прочь был видеть Валерий Лобановский. Хидиятуллин остался в ЦСКА. ЦСКА тех лет не блистал в чемпионате СССР, команду лихорадило (частая смена тренеров и состава), что негативно сказывалось на игре и обстановке в команде.

Несмотря на неважное выступление ЦСКА, Хидиятуллин привлекался к матчам за сборную СССР. На чемпионат мира 1982 года Хидиятуллин не попал. На тренировке, столкнувшись с Фёдором Черенковым, получил травму колена.

После лечения Хидиятуллин попросил руководство ЦСКА отпустить его обратно в «Спартак», однако был отправлен во Львов. Выступая за СКА «Карпаты», Хидиятуллин тайно встретился с Бесковым и обговаривал переход в «Спартак». Хидиятуллин написал заявление, но вместо Москвы был отправлен в Новоград-Волынский. Хидиятуллин был лейтенантом Советской армии и был назначен на должность командира танкового взвода в 8-й танковой армии. Почти год он водил танки, участвовал в учениях и был далёк от футбола. Поняв, что на карьере игрока можно скоро поставить крест, он подал рапорт о возвращении в любую армейскую футбольную команду Прикарпатского округа. Но оказался в госпитале — за год, что Хидиятуллин был без футбола, дала знать старая травма. В госпитале врачи приняли решение комиссовать Хидиятуллина из рядов Советской армии.

Возвращение в «Спартак»

В 1986 году Хидиятуллин вернулся в «Спартак», во второй раз стал чемпионом СССР в 1987 году. Его опять пригласил в сборную Валерий Лобановский. На чемпионате Европы 1988 года сборная СССР стала серебряным призёром. После чемпионата Европы 1988 года получает приглашение во французский клуб «Тулуза».

Франция

За «Тулузу» Хидиятуллин провёл два сезона. Но после неудачного выступления сборной СССР на чемпионате мира 1990 с ним не стали продлевать контракт. После «Тулузы» Хидиятуллин выступал за скромные клубы «Монтобан» и «Ля Беж». Во Франции Хидиятуллин закончил тренерские курсы и уже готовился стать тренером, но решил вернуться в Россию.

«Динамо»

Хидиятуллину позвонил Константин Бесков и предложил перейти к нему московское «Динамо». Сыграть он в полную силу не мог и из-за травмы колена был вынужден завершить карьеру.

Факты

• Был женат на Ладлене Сергиевской, нынешней супруге хоккеиста и сенатора В. Фетисова.
• Сестра Эльмира замужем за бывшим тренером ярославского «Шинника» Иваном Ляхом.
• Во время августовского путча 1991 года находился на баррикадах в числе защитников Белого Дома.

Достижения

• Чемпион СССР (2): 1979, 1987 (оба «Спартак» Москва)

  Серебряный призёр чемпионата СССР: 1980 («Спартак» Москва)

  Бронзовый призёр чемпионата СССР: 1986 («Спартак» Москва)

• Победитель в первой лиге СССР: 1977 («Спартак» Москва)
• Серебряный призёр чемпионата России: 1994 («Динамо» Москва)
• Обладатель Кубка России: 1994/1995 («Динамо» Москва)
• Бронзовый призёр Олимпийских игр: 1980
• Серебряный призёр чемпионата Европы 1988 года
• Участник чемпионата мира 1990 года
• Чемпион мира среди юниоров: 1977
• Чемпион Европы среди юношей: 1976
• Чемпион Спартакиады народов СССР 1979 года в составе сборной Москвы
• Пятое место на чемпионате мира по пляжному футболу: 1996
• В списках 33 лучших футболистов СССР 6 раз, из них 4 раза под № 1 (1979, 1980 1987, 1988), по одному разу под № 2 (1986), под № 3 (1981).

Ссылки

• [www.rusteam.permian.ru/players/khidiyatullin.html Профиль на сайте «Сборная России по футболу»]

Отрывок, характеризующий Хидиятуллин, Вагиз Назирович

Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.