Хиллидж, Стив

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стив Хиллидж
Steve Hillage
Основная информация
Полное имя

Стивен Симпсон Хиллидж

Дата рождения

2 августа 1951(1951-08-02) (72 года)

Место рождения

Чингфорд, Большой Лондон, Англия

Годы активности

1971— по сей день

Страна

Великобритания Великобритания

Профессии

Музыкант, Продюсер

Жанры

Прогрессивный рок, Электроника

Коллективы

Uriel, Khan, Gong, System 7, Hawkwind

Сотрудничество

Caravan, Egg, Кевин Эйерс

Лейблы

Deram, Decca

[www.a-wave.com/system7/ www.a-wave.com/system7/]

Сти́вен Си́мпсон Хи́ллидж (англ. Stephen Simpson Hillage; род. 2 августа 1951, Чингфорд[en], Большой Лондон, Англия) — британский рок-музыкант, гитарист. С конца 60-х принимал участие в разнообразных экспериментальных проектах, и в основном ассоциируется с кентерберийской сценой. Помимо сольной деятельности, являлся также членом известных групп Gong и System 7.





Ранние годы

Стив Хиллидж родился 2 августа 1951 года в лондонском районе Чингфорд. Ещё в школе он пристрастился к музыке и стал участником блюз-роковой группы Uriel, в которой помимо него играли Дэйв Стюарт, Монт Кэмпбелл и Клайв Брукс. Команда распалась в 1968 году и некоторые её члены впоследствии сформировали группу Egg. Тем не менее, бывшие соратники воссоединились в 1969 году, чтобы записать альбом Arzachel. В дальнейшем пути школьных товарищей также пересекались, в частности Хиллидж принял участие в записи диска Egg 1974 года Civil Surface.

В 1969 году Хиллидж становится студентом Кентского университета, который находился в городе Кентербери. Там он знакомится с музыкантами местных групп Caravan и Spyrogyra, и при случае принимает участие в их выступлениях. Между делом Стив писал собственные песни, и к концу 1970 года материала накопилось на целый альбом. Друзья из Caravan свели Хиллиджа с их менеджером Терри Кингом, который прослушав демозаписи молодого гитариста (большую помощь при этом Стиву оказали всё те же его бывшие товарищи из Egg), в итоге подписал с ним контракт.

Khan

В начале 1971 года Хиллидж сформировал совместно с Ником Гринвудом (экс-Crazy World Of Arthur Brown) команду Khan. На начальном этапе, в качестве ударника, в группу был приглашён Пип Пайл (в будущем барабанщик Gong и Hatfield and the North), однако, в дальнейшем его заменил Эрик Пичи (экс-Dr K’s Blues Band), а место клавишника занял Дик Хеннингем. Оба последних уже были знакомы с Гринвудом, приняв участие в работе над его сольником Cold Cuts (несмотря на то, что альбом был записан в 1970-м, выпустить его удалось лишь два года спустя).

Посвятив большую часть 71-го гастролям (в частности сопровождая Caravan), в ноябре 1971 года музыканты Khan приступили к записи своего дебютного диска. К этому времени группу успел покинуть Хеннингем и Хиллидж был вынужден в срочном порядке искать ему замену. В итоге Стив сделал выбор в пользу своего старого приятеля Дэйва Стюарта. После выхода первого альбома команды Space Shanty (май 1972-го), место клавишника на постоянной основе занял канадец Вэл Стивенс (бывший участник соул-рок группы из Торонто Grant Smith & The Power). Он дебютировал в коротком гастрольном туре по Европе, включавшим в себя выступление на фестивале в Монтрё, которое снимало телевидение. В июне того же года группа отправилась в очередное турне, на сей раз вновь в качестве группы сопровождения для Caravan.

Вскоре творческие разногласия между Хиллиджом и Гринвудом привели к уходу последнего из команды. Стив решил обновить состав Khan с целью слегка изменить музыкальное направление группы. Из предыдущих участников был оставлен лишь Пичи, обратно был призван Стюарт (оставшийся без работы после распада Egg), а также пришёл новый басист Найджел Григгз (позднее участник Split Enz). В репертуар ансамбля были добавлены новые сочинения Хиллиджа и Стюарта, включая песню «I Love Its Holy Mystery», послужившую основой для будущей эпической композиции «Solar Musick Suite». Ни менеджер группы Терри Кинг, ни лейбл Decca не проявили интереса к новой музыке Khan, что вынудило Хиллиджа заявить о роспуске коллектива в октябре 1972 года.

Gong

Надолго без работы Хиллидж, тем не менее, не остался, и очень скоро примкнул к концертному коллективу Кевина Эйерса Decadence. Он принял активное участие в записи альбома того же Эйерса 1973 года Bananamour (особенно запоминающимся стало гитарное соло Стива в композиции «Shouting In A Bucket Blues»), и отправился с Кевином на гастроли по Британии и Франции. Во время этого тура, Хиллидж познакомился с музыкантами Gong, и настолько проникся их творчеством, что решил остаться во Франции и присоединиться к группе. В январе 73-го он принимает участие в сессиях для нового альбома Gong Flying Teapot — первой части задуманной трилогии «Radio Gnome», и вскоре становится постоянным гитаристом команды. Таким образом был сформирован классический состав Gong, в который помимо Стива входили: Дэвид Аллен, Джилли Смит, Дидье Малерб, Тим Блэйк, Майк Хаулетт и Пьер Мерлен. Именно эти музыканты записали последующие великолепные альбомы Angels Egg и You, после чего, в 1975 году, разошлись в разные стороны.

Сольная карьера в 70-х

После того, как Gong в апреле 1975 года покинул основатель и лидер команды Аллен, ведущая роль в группе досталась именно Хиллиджу. Однако, очень скоро бремя лидерства стало тяготить Стива, и к концу того же года он решил покинуть команду и сосредоточиться на сольном творчестве. Оптимизма гитаристу придал успех его, вышедшего незадолго перед этим, сольника Fish Rising, записанного ещё во время пребывания в Gong при помощи его же участников. Для работы над следующим диском L, Хиллэдж привлёк музыкантов группы Тодда Рандгрена Utopia, а после его выхода, Стивом была сформирована гастрольная команда, активно выступавшая на протяжении всего 1976 года и заслужившая признание критики и слушателей. Во второй половине 70-х Хиллидж укрепил своё реноме, как одного из лучших гитаристов и авторов-исполнителей прогрессивного рока и фьюжна, став заметной фигурой на музыкальном рынке в период, предшествовавший появлению панка и «новой волны». Альбом Motivation Radio (1977) продемонстрировал отход Стива от привычных продолжительных инструменталов в сторону более коротких вещей, однако, уже следующая работа Green (1978), спродюсированная ударником Pink Floyd Ником Мейсоном, стала возвращением к традиционной объёмной форме.

Альбомы второй половины 70-х, созданные Хиллиджом в соавторстве с его давнишней подругой Микетт Жироди, сочетали в себе сложнейшие технические приёмы, эпические баллады и замысловатые пассажи в духе электро-фьюжна. Поэтические мотивы на тему «электрических цыган» создавали Хиллиджу образ одного из последних хиппи, и это сыграло с музыкантом злую шутку, когда нагрянул панк. Однако Стивен не растерялся и с энтузиазмом откликнулся на новое музыкальное явление, видя в нём огромный источник энергии и свободы. Композиции «Getting Tune» и «Don’t Dither Do It» с последующего альбома Хиллиджа Open (1979) явно были вдохновлены панк-роком. В этот период гитарист проводил много времени в лондонском районе Лэдброук Грув (именно здесь в своё время зародился британский андерграунд), где работал совместно с участником группы Hawkwind Ником Тёрнером.

1980—1990-е годы

На протяжении всего последующего десятилетия Хиллидж активно продюсировал различных молодых музыкантов, в том числе It Bites, Simple Minds, Cock Robin и Робина Хичкока. После некоторого перерыва, в 1990-х, Стив вновь занялся продвижением талантливых исполнителей, в частности оказав значительную помощь команде Charlatans, выпустившей свой дебютный альбом в 1995 году.

После прослушивания кавер-версии своего альбома 1979 года Rainbow Dome Musick в исполнении британской электронной группы The Orb, впечатлённый Хиллидж решил вновь соединить творческие силы со своей подругой Жироди, и в начале 1990-х ими был основан собственный проект танцевальной музыки в стиле эмбиент System 7. Вскоре группа заняла одно из ведущих мест в среде лондонского танцевального андерграунда.

С середины 1990-х годов Хиллидж регулярно сотрудничал с Рашидом Таха, исполняя гитарные партии для его песен и параллельно продюсируя его альбомы.

Выступил продюсером интересного проекта «1, 2, 3 Soleils», в основу которого была положена арабская музыка раи. Участниками шоу стали известные алжирские исполнители раи Фаудель, Рашид Таха, Шеб Халед и Латифа (многие песни которой аранжировал лично Хиллидж).

Современность

В ноябре 2006 года состоялось неожиданное возвращение Стива в состав группы Gong. Гитарист, сопровождаемый Жироди, принял участие в концерте своей бывшей команды в Амстердаме. В частности, им были исполнены композиции с альбома Fish Rising, новый материал теперешнего проекта Хиллиджа System 7, а также состоялось совместное выступление бывших участников Gong. Изюминкой мероприятия стал номер «Glissando Orchestra», когда более часа около десятка гитаристов, включая самого Хиллиджа и Дэвида Аллена, играли одну продолжительную волнообразную ноту.

В январе 2007 года четыре сольных альбома Хиллэджа (Fish Rising, L, Motivation Radio и Rainbow Dome Musick) были переизданы в формате CD. При этом, каждый диск, за исключением последнего, содержал в себе неизданные ранее композиции. В феврале на компакт дисках были выпущены и остальные альбомы (Green, Live Herald, Open и For To Next/And Not Or).

«Light In The Sky» — композиция с альбома Стива Motivation Radio (1977) была использована в качестве темы для популярной программы Channel 4 The Friday Night Project.

Дискография

Uriel

Khan

Gong

Сольное творчество

System 7

Напишите отзыв о статье "Хиллидж, Стив"

Ссылки

  • [www.a-wave.com/system7/ Официальный сайт System 7]
  • [www.allmusic.com/artist/steve-hillage-p4487 Стив Хиллидж] на [allmusic.com Allmusic]
  • [calyx.club.fr/bands/chrono/hillage.html Хронология творчества Стивена в 70-х]
  • [www.stevehillagedvd.com/ Видеозапись концерта 79 года на DVD]

Отрывок, характеризующий Хиллидж, Стив

– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.