Хилл, Арчибалд

Арчибалд Вивиен Хилл
англ. Archibald Vivian Hill
Дата рождения:	26 сентября 1886(1886-09-26)
Место рождения:	Бристоль, Англия
Дата смерти:	3 июня 1977(1977-06-03) (90 лет)
Место смерти:	Кембридж, Англия
Страна:	Великобритания
Научная сфера:	Физиология
Место работы:	Кембриджский университет,</br> Манчестерский университет,</br> Университетский колледж Лондона
Альма-матер:	Кембриджский университет
Научный руководитель:	Уолтер Морли Флетчер
Известные ученики:	Бернард Кац
Известен как:	исследователь термодинамики мышечной деятельности
Награды и премии:	Нобелевская премия по физиологии и медицине, (1922) Королевская медаль (1926) Медаль и премия Гутри (1938) Медаль Копли (1948) Медаль Котениуса (1966)

А́рчибалд Ви́виен Хилл (англ. Archibald Vivian Hill) (26 сентября 1886, Бристоль — 3 июня 1977) — английский физиолог, один из основоположников биофизики и исследования операций. Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1922 году (совместно с Отто Мейергофом) за труды в области термодинамики мышечной деятельности.

Биография

Английский физиолог Арчибальд Хилл родился 26 сентября 1886 года в Бристоле в семье торговца лесоматериалами. Детей воспитывала мать. До 7 лет Арчибальд учился дома с матерью, потом, когда семья переехала в Вестон-супер-Маре, он пошёл в подготовительную школу.

В 1899 году Хилл был принят в колледж Блюнделла, где проявил способности к математике.

В 1905 году начал обучение в Тринити-колледже в Кембриджском университете, изучая математику. Он был способным студентом и закончил курс обучения на год раньше. Его руководитель, физиолог М. Флетчер, предложил Хиллу заняться физиологией, что, по его мнению, больше соответствовало интеллектуальным способностям будущего учёного. Советы наставника были приняты. В 1909 году, завершив естественное образование, отлично сдав экзамены, Хилл продолжает углублять свои знания по химии и физике.

В этом же году Хилл как молодой учёный начал работать в физиологической лаборатории в Кембридже, продолжая исследование Флетчера и Гопкинса относительно изучения физиологических особенностей мышц жабы. С помощью термопары Арчибальд Хилл установил, что «механизм мышечного сокращения связан с процессом преобразования энергии химических реакций в электрическую энергию высокого потенциала».

В 1914 году его исследования были сосредоточены на измерении тепла, которое выделяется во время мышечных сокращений и механической работы, а также на выяснении взаимосвязи полученных данных с биохимическими аспектами мышечной активности.

В 1922 году Хилл получил Нобелевскую премию в области физиологии и медицины «за открытия в области теплообразования в мышцах». Он поделил премию с Отто Мейергофом. В своем докладе в ранге лауреата Нобелевской премии Хилл обратил внимание аудитории на странную сложность проблем физиологии мышц и отметил необходимость проведения дальнейших экспериментов, которые бы охватывали все аспекты статики, динамики и термодинамики, а также подчеркнул важность создания и использования новых лабораторных инструментов.

Из-за обострения политической ситуации в Германии Хилл как противник политики нацистов выступил с обвинением правительства Гитлера в преследовании евреев и учёных.

Хилл был членом свыше 40 научных обществ, получил почётные степени от 17 университетов, награждён орденами, медалями и премиями многих научных учреждений.

Арчибальд Хилл умер 3 июня 1977 года от осложнений вследствие вирусной инфекции.

Его дочь Полли пошла по стопам отца и тоже посвятила свою жизнь науке.

Ссылки

• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1922/hill-bio.html Биография Арчибалда Хилла на сайте Нобелевского комитета].

Отрывок, характеризующий Хилл, Арчибалд

«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.