Хилл, Роуленд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роуленд Хилл
англ. Rowland Hill
Род деятельности:

политик, английский реформатор почты и образования,
генеральный почтмейстер

Отец:

Thomas Wright Hill

Дети:

Pearson Hill,
Eleanor Caroline Smyth

Награды и премии:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ро́уленд Хилл (англ. Rowland Hill; 3 декабря 1795, Киддерминстер[en] — 27 августа 1879, Лондон) — английский учитель, изобретатель и реформатор. Преобразователь почтового дела в Великобритании, племянник генерала Роланда Хилла[1].

Известен тем, что внёс коренную реформу в дело установления почтовых такс[2]. При этом выступал за полное преобразование почты на основе концепции единого почтового тарифа в один пенни[en] и предложенного им решения проблемы предварительной оплаты, способствующей безопасной, быстрой и недорогой пересылке писем. Впоследствии Хилл был государственным почтовым чиновником, при этом обычно считается, что ему принадлежит разработка основных концепций современной почтовой связи, в том числе изобретение почтовой марки. Член Королевского общества, кавалер ордена Бани.





Ранние годы жизни

Роуленд Хилл родился на улице Блэкуэлл Стрит в Киддерминстере, городе в графстве Вустершир (Англия). Его отец, Томас Райт Хилл[en], слыл новатором в образовании и политике, в том числе и в кругу своих друзей — Джозефа Пристли, Тома Пейна и Ричарда Прайса[3]. Когда Роуленду исполнилось одиннадцать, он стал учителем-практикантом в школе своего отца: преподавал астрономию и подрабатывал, ремонтируя научные приборы. Кроме того, он работал в пробирной палате Бирмингема[en][4] и рисовал пейзажи в свободное время[5].

Реформа образования

Хилл посвятил себя сначала педагогике[1]. В 1819 году он перевёл школу своего отца «Хилл Топ» (Hill Top) из центра Бирмингема в Эдгбастон[en]*, зажиточный район Бирмингема. Там он основал школу Хэйзелвуд[en], ставшую «преломлением идей Джозефа Пристли применительно к образованию»[6][7]. Школа Хэйзелвуд должна была стать образцом государственного обучения[en] для зарождающегося среднего класса, ставя своей целью полезное, ориентированное на ученика образование. Оно должно было давать достаточные знания, умения и понимание, для того чтобы учащийся мог продолжать самообразование на протяжении всей жизни — «самым полезным для общества и самым счастливым для себя образом»[8].

В школе, проект которой разработал сам Хилл, были такие чудеса (для того времени), как научная лаборатория, плавательный бассейн и принудительное воздушное отопление.

В 1822 году Хилл написал работу «Планы государственного и либерального обучения мальчиков в больших количествах, выработанные на основе опыта» («Plans for the Government and Liberal Instruction of Boys in Large Numbers Drawn from Experience»; кратко на эту работу часто ссылаются как на «Государственное образование» — «Public Education»). В ней он утверждал, что не розги, а доброта, не страх, а моральное воздействие должны играть основную роль в школьной дисциплине. Наука должна быть обязательным предметом, а учащиеся должны быть самостоятельными[5][9].

Школа Хэйзелвуд оказалась в центре внимания, когда известный французский деятель в области образования и редактор Марк Антуан Жюльен[en], бывший секретарь Робеспьера, посетил школу и написал о ней в вышедшем в июне 1823 года номере издаваемого им журнала «Ревю» (фр. «Revue»). Жюльен даже перевёл сюда собственного сына. Школа так поразила Джереми Бентама, что в 1827 году была переведена в Замок Брюса[en] в Тоттенхеме (Лондон).

Колонизация Южной Австралии

Колонизация Южной Австралии была идеей Эдварда Уэйкфилда, полагавшего, что многие социальные проблемы Британии были порождены перенаселённостью. В 1832 году Роуленд Хилл опубликовал трактат под названием «Внутренние колонии: набросок плана постепенного искоренения нищеты и снижения преступности» (англ. «Home Colonies: Sketch of a Plan for the Gradual Extinction of Pauperism, and for the Diminution of Crime»), основанный на голландской модели[10].

В 1833 году Хилл сделался секретарём «Общества распространения полезного знания»[en], которое задавалось, например, планом уничтожения пауперизма в Англии, колонизации Южной Австралии и т. п.[1]

С 1833 до 1839 года Хилл был секретарём комиссии по колонизации Южной Австралии (South Australian Colonization Commission), которая успешно работала над созданием поселения без осуждённых преступников на территории нынешней Аделаиды. Возглавлял комиссию политэкономист Роберт Торренс[11]. Согласно Закону Великобритании о Южной Австралии 1834 года[en], эта колония была призвана воплотить идеалы и лучшие качества британского общества, сформированные свободой вероисповедания и приверженностью социальному прогрессу[en] и гражданским правам.

Почтовая реформа

Впервые Роуленд Хилл серьёзно заинтересовался почтовой реформой в 1835 году[12]. В 1836 году член парламента Роберт Уоллес[en] снабдил Хилла множеством книг и документов, которые тот описал как «четверть центнера материалов»[13]. Хилл начал тщательное изучение документов и в результате в начале 1837 года опубликовал в Лондоне памфлет под названием «Реформа почты, её значение и целесообразность»[14] («Post Office Reform: Its Importance and Practicability»)[15][16]. 4 января 1837 года он направил экземпляр памфлета канцлеру казначейства Томасу Спринг-Райсу[en][17]. Обратив внимание на большие неудобства тогдашних почтовых правил для публики, он выступил в своей брошюре с планом реформ всего этого дела[1].

Первое издание памфлета вышло под грифом «секретно» («private and confidential») и осталось недоступным для общественности. Канцлер казначейства вызвал Хилла к себе на совещание, предложил улучшить и переработать памфлет и запросил сделать дополнительно приложение к нему, которое Хилл предоставил 28 января 1837 года[18].

В 1830-е годы по меньшей мере 12,5 % всей британской почты доставлялось под личной франкатурой пэров, сановников и парламентариев, а почтовые чиновники занимались цензурой и политическим шпионажем. В целом, почта управлялась плохо, была расточительной, дорогостоящей и медленной. Она перестала отвечать потребностям расширяющегося торгово-промышленного государства[19].

Хорошо известна история, возможно, недостоверная, о том, как Хилл заинтересовался реформированием почты: якобы он обратил внимание на молодую женщину, у которой не было денег, чтобы уплатить за письмо, присланное ей женихом[20]. В те времена за доставку писем обычно платил не отправитель, а получатель. При этом получатель мог просто отказаться получить доставленное письмо. Обман расцвёл пышным цветом. К примеру, информация обозначалась на конверте письма условным кодом: получатель осматривал конверт, считывал информацию, а затем отказывался получать письмо, чтобы не оплачивать его доставку. Каждое отдельное письмо нужно было регистрировать. Кроме того, почтовые тарифы были сложными, поскольку зависели от расстояния и количества листов в письме[21].

Ричард Кобден и Джон Рамсей Мак-Куллох, оба сторонники свободы торговли, обрушились с критикой политики привилегий и протекционизма правительства консерваторов. В 1833 году Мак-Куллох высказал мнение, что «ничто не способствует торговле больше, чем безопасная, быстрая и дешёвая пересылка писем»[22].

Памфлет Хилла, «Реформа почты, её значение и целесообразность», был распространён в закрытом порядке в 1837 году и обратил на себя тотчас же всеобщее внимание. Хилл один из первых указал на то, что институт почты должен прежде всего иметь в виду интерес публики, а потому требовал понижения платы и уничтожения многих излишних, тяжёлых для публики правил; при этом он доказывал, что убыток, нанесённый казне понижением платы, будет непременно возмещён развитием корреспонденции[1]. Этот доклад призывал к введению «низких и единых тарифов» на основе веса, а не расстояния. Исследования Хилла показали, что бо́льшая часть расходов приходится не на транспортировку, а на трудоёмкие процедуры обработки почты в пунктах отправления и назначения. Расходы могли быть значительно снижены в случае предоплаты почтового сбора отправителем, когда факт предоплаты доказывается использованием предоплаченных почтовых листов или марок с клеевым слоем (к примеру, марки с клеевым слоем уже давно использовались на документах для подтверждения уплаты налогов). Использование почтовых листов было необходимо, поскольку конверты ещё не вошли во всеобщее употребление: ещё не было налажено их массовое производство, и в эпоху, когда сумма почтового сбора рассчитывалась частично на основе количества использованных листов бумаги, один и тот же лист бумаги сворачивался и служил сразу и для текста послания, и для написания адреса. Кроме того, Хилл предложил снизить почтовый тариф до одного пенни за пересылку пол-унции веса, без учёта расстояния[23].

Итак, Хилл впервые представил своё предложение правительству в 1837 году. В Палате лордов почтмейстер лорд Личфилд[en] громогласно отозвался о «диких и неосуществимых планах» Хилла. Министр почт (Secretary to the Post Office) Уильям Маберли[en] осудил доклад Хилла в таких выражениях[24]:

Этот план представляется нелепым, абсолютно голословным и полностью основанным на предположениях.

Однако купцы, торговцы и банкиры считали существующую систему коррумпированной и ограничивающей торговлю. Они сформировали Торговый комитет (Mercantile Committee) для отстаивания плана Хилла и требовали его принятия. В 1839 году Хилл получил двухлетний контракт для запуска новой системы.

Согласно реформе, был введён единый почтовый тариф в четыре пенса[en], который снизил стоимость до четырёх пенсов с 5 декабря 1839 года,[25] а затем, 10 января 1840 года, — до одного пенни, даже до того, как могли быть напечатаны почтовые марки и почтовые листы. Объёмы пересылаемой оплаченной внутренней корреспонденции резко возросли, на 120 %, в период с ноября 1839 года по февраль 1840 года. Такой первоначальный рост произошёл благодаря отмене льготы по бесплатной пересылке почты и ликвидации почвы для мошенничества.

В 1840 году проект Хилла был принят парламентом, сам он получил место в почтовом департаменте[1].

В начале 1840 года в обращение поступили предоплачиваемые почтовые листы по рисунку Уильяма Мюльреди. Эти конверты Мюльреди[en] не пользовались популярностью и высмеивались в многочисленных сатирических рисунках. Согласно брошюре, выпущенной Национальным почтовым музеем (ныне Британский почтовый музей и архив), конверты Мюльреди угрожали самому существованию производителей канцелярских товаров, которые поощряли такую сатиру. Конверты стали настолько непопулярными, что правительство использовало определённую часть их в служебной переписке и уничтожило другую часть.

Поскольку впоследствии в Великобритании и в других странах коммерческая печать иллюстрированных конвертов заняла свою нишу в типографской отрасли, скорее всего, сам дух иллюстрации спровоцировал насмешки и привёл к отзыву конвертов Мюльреди. В отсутствие более ранних примеров отпечатанных типографским способом иллюстрированных конвертов конверт Мюльреди представляется значительным новшеством сам по себе. Отпечатанные типографским способом иллюстрированные конверты составляют ныне основу индустрии прямой рассылки рекламы почтой.

В мае 1840 года в обращение вышли первые в мире почтовые марки с клеевым слоем. Марки «Чёрный пенни» c их элегантно выгравированным портретом молодой королевы Виктории сразу же ожидал успех. Последующие выпуски «Чёрного пенни» были доработаны; к примеру, на марках для облегчения отделения от марочного листа появилась зубцовка.

Дальнейшие годы жизни

Роуленд Хилл работал в почтовом ведомстве, пока Консервативная партия не выиграла на повторных выборах. Сэр Роберт Пиль снова занял свою должность на период с 30 августа 1841 года по 29 июня 1846 года. В разгар злобных нападок Хилл был уволен в июле 1842 года. Однако он был назначен директором, а затем и председателем совета директоров Железной дороги Лондон — Брайтон[en], где служил с 1843 по 1846 год. Он снизил стоимость проезда из Лондона в Брайтон, расширил маршруты, предложил специальные экскурсионные поезда и сделал пересадки удобными для пассажиров.

В 1844 году Эдвин Чадвик[en], Роуленд Хилл, Джон Стюарт Милль, Лайон Плейфэр[en], Нил Арнотт[en] и другие друзья создали общество под названием «Совет друзей» («Friends in Council»), которое собиралось в их домах для обсуждения вопросов политической экономии[26] Хилл также стал членом влиятельного Клуба политической экономии[en], основанный Давидом Рикардо и другими классическими экономистами, но теперь включал в свой состав многих влиятельных бизнесменов и политических деятелей[11].

В 1846 году, когда консерваторы потеряли власть, Хилл стал секретарём Главного почтмейстера[en], то есть заведующим его делами[1], а затем министром почт (с 1854 по 1864 год).

При выходе в отставку Хилл получил национальную награду в 20 000 фунтов стерлингов[1]. За оказанные им услуги Хилл был награждён в 1860 году орденом Бани. Он также стал членом Королевского общества и был удостоен почётной степени Оксфордского университета.

Сэр Роуленд Хилл умер в Хэмпстеде (Лондон) в 1879 году и был похоронен в Вестминстерском аббатстве, где ему поставлен памятник[1]. Ещё один надгробный памятник ему установлен на семейной могиле Хиллов на Хайгейтском кладбище .

Наследие и память

Наследие Роуленда Хилла заключается в создании:

  • модели образования для зарождающегося среднего класса;
  • модели эффективного функционирования почты для удовлетворения потребностей бизнеса и общества, включая использование почтовых марок и системы низких единых почтовых тарифов, которые часто считаются само собой разумеющимися в современном мире[27].

При этом Хилл не только изменил работу почты по всему миру, но и повысил эффективность и выгодность коммерческой составляющей почтовой связи, несмотря на то, что прошло ещё 30 лет, прежде чем доходы почтового ведомства Великобритании достигли того уровня, на котором они были в 1839 году. Фактически, единый почтовый тариф в один пенни сохранялся на территории Великобритании даже и в XX веке, и в какой-то момент одним пенни оплачивалась пересылка до четырёх унций веса почтового отправления.

Роуленду Хиллу установлены три памятника. Первый, работы скульптора Томаса Брока, открытый в 1881 году, был установлен в его родном городе, Киддерминстере[28] Второй, работы Эдварда Онслоу Форда, стоит на улице Кинг-Эдвард-Стрит (King Edward Street) в Лондоне[29], напротив биржи[1]. Третий, менее известный (скульптор Питер Холлинз[en], ранее стоял на улице Хёрст-стрит[en] в Бирмингеме, но в настоящее время находится в Бирмингемском музее и галерее[en][30]. Мраморный бюст в натуральную величину работы У. Д. Кейворта-младшего (W. D. Keyworth, Jr.) можно увидеть в часовне Св. Павла (St. Paul’s Chapel) в Вестминстерском аббатстве[31].

Улицы, названные в его честь, существуют в лондонских районах Хэмпстеде (идёт от Хаверсток-Хилл[en], со стороны Королевской бесплатной больницы[en], и Тоттенхеме (рядом с Уайт Харт Лейн).

В Тоттенхеме есть местный Исторический музей в Замке Брюса, где Хилл жил в 1840-е годы и где имеется ряд соответствующих экспонатов.

В 1882 году почтовое ведомство учредило Фонд имени Роуленда Хилла (Rowland Hill Fund) для нуждающихся почтовых работников, пенсионеров и членов их семей[32].

Премии имени Роуленда Хилла[en][33], которые в 1997 году начали присуждать Royal Mail[en] и Британский филателистический трест[en][34], являются ежегодными премиями за «инновации, инициативу и предприимчивость», проявленные в области филателии.

«Отец» почтовой марки был неоднократно запечатлён на почтовых миниатюрах, блоках и других филателистических материалах различных стран мира.

Труды

  • Hill R. [books.google.com/books?id=U2kzGwAACAAJ Home Colonies: a Plan for the Gradual Extinction of Pauperism and the Diminution of Crime.] — London: Simpkin and Marshall, 1832. — 52 p. (New York Public Library SGF p. v. 16, No. 11.) (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  • Hill R. [books.google.com/books?id=PJQIAAAAQAAJ Post Office Reform: its Importance and Practicability.] — London: W. Clowes and Sons, 1837. — 80 p. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  • Hill R. [books.google.com/books?id=QhYjNQAACAAJ History of Penny Postage:] with a Prefatory Memoir. — London: William Clowes & Sons, 1871. — 428 p. (англ.) (Проверено 18 февраля 2010)
  • Hill R., Hill G. B. [books.google.com/books?id=rQZDAAAAIAAJ The Life of Sir Rowland Hill and the History of the Penny Post:] In 2 vols. — London: Thomas De La Rue & Co., 1880. — Vol. 2. (англ.) (Проверено 30 июля 2015)
  • Hill T. R. [Hill M. D., Hill R.] [books.google.com/books?id=RwMTAAAAIAAJ Plans for the Government and Liberal Instruction of Boys, in Large Numbers; Drawn from Experience.] — London: G. and W. B. Whittaker, 1822. — 238 p.; new edn. with additions. — 1827. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)

См. также

Напишите отзыв о статье "Хилл, Роуленд"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Гилль, Роулэнд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Почта // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. Watts, Ruth. [www.search.revolutionaryplayers.org.uk/engine/resource/exhibition/standard/default.asp?resource=4276 Joseph Priestley and his Influence on Education in Birmingham] (англ.). Exhibition. Revolutionary Players (28 February 2004). Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66yiMbajC Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  4. Seaborne M. [books.google.com/books?id=IpI9AAAAIAAJ&pg=PA196 The English school: Its architecture and organization, 1370—1870.] — London: Routledge and K. Paul, 1971. — P. 196. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  5. 1 2 Midgley, Tim. [midgleywebpages.com/rowlandhill.html Sir Rowland Hill, a social reformer] (англ.). The Midgley Web Page for Midgley's searching their ancestry. Tim Midgley (28 February 2004). Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ymxlOdL Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  6. Armytage W. H. G. The Lunar Society and its Contribution to Education // University of Birmingham Historical Journal. — 1967—1968. — Vol. V. — P. 67. (англ.)
  7. Bartrip P. W. J. [links.jstor.org/sici?sici=0007-1005%28198002%2928%3A1%3C46%3A%22TGSAE%3E2.0.CO%3B2-E&size=SMALL «A Thoroughly Good School»: An Examination of the Hazelwood Experiment in Progressive Education] // British Journal of Educational Studies. — 1980. — Vol. 28. — No. 1. — P. 46—59. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  8. Halévy E. The Growth of Philosophic Radicalism // Faber. — 1972. — P. 153—154, 249—478, 433, 491. (англ.)
  9. [www.answers.com/topic/rowland-hill Rowland Hill] (англ.). Answers.com. Answers Corporation. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ymyaPds Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  10. [www.bookrags.com/biography/rowland-hill/ Rowland Hill Biography] (англ.). Encyclopedia of World Biography. Thomson Gale, a part of the Thomson Corporation; Bookrags.com. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ymzJSgn Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  11. 1 2 O’Brien D. P. [press.princeton.edu/titles/7829.html The Classical Economists Revisited.] — Princeton: Princeton Univ. Press, 2004. — 432 p. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  12. Hill R., Hill G. B., 1880, p. 242—243.
  13. Hill R., Hill G. B., 1880, p. 246.
  14. Иногда переводится как «Почтовая реформа, её важность и осуществление» (Большой филателистический словарь, 1988) или «Реформа почтового ведомства, её значение и осуществимость» (Гросс, Грыжевский, 1977).
  15. Hill R. [books.google.com/books?id=uFIEAAAAQAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Post Office Reform: Its Importance and Practicability.] — 3rd edn. — London: Charles Knight and Co., 1837. — 97 p. (англ.) (Проверено 24 сентября 2010)
  16. Перепечатана в юбилейном издании «The Post Office of Fifty Years Ago», Лондон, 1887.
  17. Muir D. N. Postal Reform & the Penny Black. — London: National Postal Museum, 1990. — P. 42. (англ.)
  18. Hill R., Hill G. B., 1880, p. 264.
  19. Allam D. The Social and Economic Importance of Postal Reform in 1840. — Batley: Harry Hayes, 1976. — (Harry Hays Philatelic Pamphlets; No. 4.) — ISBN O 905222 17 2. (англ.)
  20. Гросс, Грыжевский, 1977.
  21. Bastiat F. (1845) [www.econlib.org/library/Bastiat/basSoph7.html Economic Sophisms] / Trans. by A. Goddard; Introduction by H. Hazlitt. — Library of Economics and Liberty, 1996. — Series 2. — Chapter 12. (англ.) (См.: II.12.25.) (Проверено 17 февраля 2010)
  22. Robinson H. The British Post Office; a History. — Princeton: Princeton Univ. Press, 1948. (англ.)
  23. [imagesoftheworld.org/stamps/rowlandhill.htm Rowland Hill (1795—1879): Post Office Reform, its Importance and Practicability(англ.). Great Britain Victorian Stamps. Images of the World; R. A. Taylor. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ymzzdeH Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  24. Berry, Adrian. [www.adrianberry.net/experts.htm Arrogant Experts] (англ.). Views Wise and Weird. Adrian Berry Science Author and Columnist. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66yn0YXmg Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  25. [www.askphil.org/b25u.htm Uniform Fourpenny Post] (англ.). Glossary of Stamp Collecting Terms. AskPhil; Collectors Club of Chicago. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66yn13dqx Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  26. [www.ph.ucla.edu/epi/snow/1859map/chadwick_edwinbio_a4.html Biography of Edwin Chadwick] (англ.). Map of John Snow's London in 1859. Department of Epidemiology, University of California Los Angeles School of Public Health. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66yn1grmI Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  27. [postalheritage.wordpress.com/2009/08/21/rowland-hill%E2%80%99s-postal-reforms/ Rowland Hill’s Postal Reforms] (англ.). The British Postal Museum & Archive. The Postal Heritage Trust, Royal Mail; WordPress.com (21 August 2009). Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66yn27rqY Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  28. [pmsa.cch.kcl.ac.uk/BM/WOwfKIxx002.htm Sir Rowland Hill (1795—1879)] (англ.). Western Central Counties. Public Monument and Sculpture Association National Recording Project. Проверено 17 февраля 2010.
  29. [pmsa.cch.kcl.ac.uk/CL/CLCOL211.htm Rowland Hill, Statue, King Edward St.] (англ.). Central London. Public Monument and Sculpture Association National Recording Project. Проверено 17 февраля 2010.
  30. [pmsa.cch.kcl.ac.uk/BM/WMbiBIxx138.htm Sir Rowland Hill (1795—1879)] (англ.). Western Central Counties. Public Monument and Sculpture Association National Recording Project. Проверено 17 февраля 2010.
  31. [www.westminster-abbey.org/our-history/people/rowland-hill Rowland Hill] (англ.). Famous People & the Abbey. Westminster Abbey. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66yn9qzmi Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  32. [www.cwu.org/rowland-hill-fund.html Rowland Hill Fund] (англ.). Additional Information — DGS(P) Section. Communication Workers Union. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ynAngZh Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  33. [web.archive.org/web/20080502193745/www.ukphilately.org.uk/bpt/rowland/rhill.htm What Are the Rowland Hill Awards?] (англ.). Rowland Hill Awards. British Philatelic Trust; UK Philately. Проверено 22 июля 2010.
  34. [www.ukphilately.org.uk/bpt/index.htm Welcome to the British Philatelic Trust] (англ.)(недоступная ссылка — история). British Philatelic Trust; UK Philately. Проверено 17 февраля 2010. [web.archive.org/20000824133004/www.ukphilately.org.uk/bpt/index.htm Архивировано из первоисточника 24 августа 2000].

Литература

  • Гросс О., Грыжевский К. [www.fmus.ru/article02/gross.html#a2 I. Бурное начало истории] // [www.fmus.ru/article02/gross.html Путешествия в мир марок] / О. Гросс, К. Грыжевский; Пер. с польск. Ю. М. Соколова с сокр. — М.: Прогресс, 1977. — 50 000 экз. (Проверено 23 июня 2016) [www.webcitation.org/6cwolVVDc Архивировано] из первоисточника 11 ноября 2015.
  • Хилл, Роулэнд // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/2761/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.
  • Campbell T. [www.kunstpedia.com/articles/494/1/A-dark-deed-mapped-by-the-originator-of-the-Penny-Black/Page1.html A dark deed mapped by the originator of the Penny Black] // The Map Collector. — 1990. — No. 50. (Spring). — P. 31. — March 1. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  • Coase R. H. [www.jstor.org/stable/2548883?cookieSet=1 Rowland Hill and the Penny Post] // Economica, New Series. — 1939. — Vol. 6. — No. 24. — P. 423—435. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  • Daunton M. J. [www.historytoday.com/MainArticle.aspx?m=12842&amid=12842 Rowland Hill and the Penny Post] // History Today. — 1985. — Vol. 35. — Issue 8. — P. 31—37. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  • Farrugia J. [openlibrary.org/b/OL20387138M/Sir_Rowland_Hill_reformer_extraordinary_1795-1879 The Life and Work of Sir Rowland Hill, 1795—1879.] — L.: National Postal Museum, 1979. — 21 p. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)
  • Hill H. W. Rowland Hill and the Fight for the Penny Post. — Frederick Warne and Co., Ltd., 1940. (англ.)
  • Smyth E. C. [www.archive.org/stream/sirrowlandhillst00smytrich/sirrowlandhillst00smytrich_djvu.txt Sir Rowland Hill, the Story of a Great Reform, Told by His Daughter.] — L.: T. Fisher Unwin, 1907. (англ.) (Проверено 17 февраля 2010)

Ссылки

  • Новосёлов В. А. [mirmarok.ru/prim/view_article/209/ Глава 3. Рождение почтовой марки]. Знакомство с филателией: Мир филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (3 ноября 2008). — Электронная книга. Проверено 18 февраля 2010. [www.webcitation.org/665Q6MHZa Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
  • [www.peoples.ru/science/pedagogue/hill/ Роуленд Хилл / Rowland Hill]. Наука. Педагоги. Люди. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ynBkovL Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  • [www.colony.ru/person/person01.html#hill Sir Rowland Hill (1795—1879)]. Знаменитые коллекционеры и другие знаменитые личности в мировой филателии. Почтовые марки британских колоний. Colony.ru — Московский интернет-портал колониальной филателии. — Краткая биографическая справка о Роуленде Хилле. Проверено 26 мая 2011. [web.archive.org/web/20081225002342/www.colony.ru/person/person01.html#hill Архивировано из первоисточника 25 декабря 2008].
  • [www.stamps.org/Almanac/alm_halloffame_1941.htm#Hill Sir Rowland Hill, K. C. B.] (англ.). Hall of Fame — 1941(недоступная ссылка — история). American Philatelic Society. Проверено 17 февраля 2010. [web.archive.org/20020820212058/www.stamps.org/Almanac/alm_halloffame_1941.htm#Hill Архивировано из первоисточника 20 августа 2002].
  • [www.postalheritage.org.uk/history/businesshistory/rowlandhillspostalreforms Rowland Hill's Postal Reforms] (англ.). Business history. The British Postal Museum & Archive. Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/66ynCsYmL Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Хилл, Роуленд

Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.