Хило
| Город
Хило
Hilo
|
Хи́ло (англ. Hilo) — прибрежный город в штате Гавайи, второй по численности после Гонолулу, крупнейший на острове Гавайи. Административный центр округа Гавайи. Находится на берегу бухты Хило. По переписи 2000 года численность населения — 40 759 жителей. Находится недалеко от двух щитовых вулканов: действующего Мауна-Лоа и спящего Мауна-Кеа. В городе находится филиал Гавайского университета. Город обслуживается Международным аэропортом Хило.
Содержание
География
Город Хило расположен в восточной части острова Гавайи. Общая площадь города составляет 151,4 км², суши — 140,6 км², водной поверхности — 10,7 км². В 18 км на север от города на территории Национального Парка расположен водопад Акака — самый высокий водопад Гавайских островов.
Климат в городе влажный, один из самых влажных в США. Среднегодовое количество осадков составляет около 3245 мм.
| Климат Хило | |||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Показатель | Янв. | Фев. | Март | Апр. | Май | Июнь | Июль | Авг. | Сен. | Окт. | Нояб. | Дек. | Год |
| Абсолютный максимум, °C | 33,3 | 33,3 | 33,8 | 31,6 | 34,4 | 32,2 | 32,7 | 33,8 | 33,8 | 32,7 | 34,4 | 33,8 | 34,4 |
| Средний максимум, °C | 26,1 | 26,0 | 26,1 | 26,0 | 27,0 | 27,8 | 28,2 | 28,4 | 28,5 | 28,1 | 27,1 | 26,3 | 27,1 |
| Средняя температура, °C | 21,8 | 21,7 | 22,1 | 22,3 | 23,1 | 24,0 | 24,5 | 24,6 | 24,5 | 24,2 | 23,3 | 22,3 | 23,2 |
| Средний минимум, °C | 17,6 | 17,5 | 18,1 | 18,6 | 19,3 | 20,1 | 20,7 | 20,9 | 20,6 | 20,2 | 19,6 | 18,3 | 19,2 |
| Абсолютный минимум, °C | 12,2 | 11,6 | 12,2 | 14,4 | 15,0 | 16,1 | 16,6 | 17,2 | 16,1 | 16,6 | 14,4 | 12,7 | 11,6 |
| Норма осадков, мм | 235 | 242 | 341 | 293 | 206 | 187 | 274 | 250 | 252 | 248 | 393 | 293 | 3214 |
| Температура воды, °C | 25 | 24 | 24 | 25 | 25 | 25 | 26 | 26 | 27 | 27 | 26 | 25 | 25 |
| Источник: [www.nws.noaa.gov/climate/xmacis.php?wfo=hnl NWS] | |||||||||||||
История
Задолго до появления на острове европейцев территория нынешнего города была заселена гавайцами. В середине XIX века в Хило появились первые миссионеры, основавшие здесь несколько церквей.
Впоследствии город был окружён плантациями сахарного тростника, на которых работали преимущественно выходцы из Азии, а сам Хило стал крупным торговым центром.
В начале XX века в бухте Хило было начато строительство оградительного сооружения, которое было завершено в 1929 году. 1 апреля 1946 года город значительно пострадал от цунами, вызванного землетрясением у Алеутских островов, погибло 160 человек. 23 мая 1960 года другое цунами, вызванное землетрясением магнитудой 9,5 вблизи побережья Чили, привело к гибели 61 человека, предположительной причиной которой явилось невнимание людей к предупреждающим сигналам сирен.
В 1960 годы Хило значительно расширился за счёт строительства пригородов, а центр города стал играть роль культурного центра с несколькими галереями и музеями. Закрытие сахарных плантаций в 1990-х годах, происходившее на фоне общей рецессии в штате, привело к упадку местной экономики. В течение последних лет, с того времени как соседний регион Пуна стал самым быстрорастущим в штате, в Хило также наблюдается экономический и демографический рост.
Население
Согласно переписи 2000 года в Хило проживало 40 759 человек. Плотность населения составляла 289,9 чел./км². Доля белого населения составляла 17,12 %, чернокожего — 0,45 %, индейского — 0,34 %, азиатского — 38,30 %, выходцев с других островов Тихого океана — 12,12 %, других рас — 0,94 % и смешанного населения — 29,74 %.
Среднегодовой семейный доход составлял $39 139, семьи — $48 150.
Известные жители
|
Это заготовка статьи по географии Соединённых Штатов Америки. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Хило"
Отрывок, характеризующий Хило
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
