Хинд, Артур

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Артур Хинд
англ. Arthur Hind

Портрет А. Хинда
Род деятельности:

филателист

Артур Хинд (англ. Arthur Hind; 1856, Англия — 1933) — американский миллионер, текстильный магнат, известный филателист.





Биография

Эмигрировал в Соединенные Штаты из Брадфорда (Англия) в 1890 году. Жил в городе Ютика (Нью-Йорк). Добился значительного финансового успеха на изготовлении обивочной ткани для автомобильных производителей.

Вклад в филателию

Страстный филателист. Значительную часть прибыли от своего бизнеса вложил в покупку редких марок (раритетов), и вскоре приобрел многие из величайших редкостей в мире филателистики. Скупая целые коллекции, стремился иметь самые лучшие, отдавая предпочтение непогашенным маркам. Любил также «самые необычные» почтовые штемпели гашения, всë, что помогло бы ему выделиться среди филателистов, которые дали ему прозвище «Ferrari Америки».

Хинд собрал выдающуюся коллекцию марок США и других стран. Его коллекция по оценке специалистов занимала восьмое место среди величайших коллекций всех времён. В неё входили редкие марки европейских государств, итальянских княжеств, португальских колоний, Албании, Румынии и т. д.[1] Среди них были также первые марки Маврикия — в виде конверта с двумя «оранжевым и голубым маврикиями», одними из самых редких и ценных почтовых марок в мире, который был послан в Бордо.

Еще одним раритетом коллекции А. Хинда была одноцентовая почтовая марка Британской Гвианы, существующая в единственном экземпляре. Среди коллекционеров эта марка получила титул «принцессы филателии»[3].

7 апреля 1922 года на третьем аукционе, проходившем в Париже, в отеле «Дрюо», эту уникальную марку купил английский торговец Гриберт за 352 500 франков (36 тысяч долларов), обойдя, по слухам, трёх королей, среди которых был сам Георг V[4]. Как выяснилось позднее, Гриберт был всего лишь агентом, действовавшим по поручению нью-йоркского миллионера Артура Хинда.

Известно несколько интересных эпизодов, связанных с приобретением этой марки Хиндом. Один из них, например, следующий: однажды какой-то человек пришёл к Хинду и стал утверждать, что является обладателем другой такой же одноцентовой марки. Он показал её Хинду, который поинтересовался, за какую сумму этот человек желает продать её. В конце концов они договорились о цене, и на следующий день Хинд стал обладателем этой марки. Сразу же после покупки он сжёг её и произнёс: «Всё равно теперь осталась только одна такая марка!»[5].

Судьба коллекции

После смерти А. Хинда в 1933 году его коллекция, согласно завещанию, должна была быть продана с аукциона в пользу его наследников. Но вдова Хинда изъяла «Гвианский уникум» из общего наследства, так как эта марка, по её уверениям, была личным подарком ей от мужа. После долгого судебного разбирательства, марка была оставлена у вдовы А. Хинда.

В 1940 году вдова А. Хинда продала марку за 42 тысячи долларов лицу, пожелавшему остаться неизвестным. Лишь спустя 29 лет новый владелец марки стал известен, им оказался проживающий в США австралийский скототорговец-миллионер Фредерик Смолл.

Напишите отзыв о статье "Хинд, Артур"

Примечания

  1. [www.hhsales.co.uk/results.php?s=161 Catalogue of the Eighth Portion of the «Arthur Hind» Collection of Postage Stamps Southern European Countries and Possessions]
  2. См. об этом подробнее в обсуждении английской статьи British Guiana 1c magenta.
  3. Белозёров Н. Ошибка Александра Грина // Филателия СССР. — 1975. — № 9. — С. 57.
  4. Давыдов П. Г. [mirmarok.ru/prim/view_article/555/ Георг V Виндзор]. Знаменитые люди: Персоналии почты и филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (25 октября 2009). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/61BEVIhVw Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
  5. [mystage.ru/?p=294 «Одноцентовая марка»] на сайте mystage.ru.

Ссылки

  • [www.helenmorgan.net/bm/biogs/E000059b.htm Hind, Arthur (1856—1933)] (англ.)

Отрывок, характеризующий Хинд, Артур

– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.