Хиншелвуд, Сирил Норман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сирил Норман Хиншелвуд
Cyril Norman Hinshelwood

Сирил Н. Хиншелвуд, 1956 год
Дата рождения:

19 июня 1897(1897-06-19)

Место рождения:

Лондон, Великобритания

Дата смерти:

9 октября 1967(1967-10-09) (70 лет)

Место смерти:

Лондон, Великобритания

Страна:

Великобритания Великобритания

Научная сфера:

физическая химия

Место работы:

Оксфордский университет (1937—1964)

Альма-матер:

Оксфордский университет (1924)

Награды и премии:

Медаль Дэви (1942)
Бейкеровская лекция (1946)
Королевская медаль (1947)
Нобелевская премия по химии (1956)
Фарадеевская лекция (1953)
Медаль Леверхалма (1960)
Медаль Копли (1962)

Си́рил Но́рман Хи́ншелвуд (англ. Cyril Norman Hinshelwood; 19 июня 1897, Лондон, Великобритания9 октября 1967, там же) — английский физико-химик, лауреат Нобелевской премии по химии 1956 года (совместно с Н. Н. Семёновым).





Биография

Окончил Бейльел-колледж Оксфордского университета (1924); там же профессор (1937—1964). Президент Лондонского королевского общества (1955—1960). Иностранный член АН СССР (1958).[1]

Основные работы

Основные работы в области цепных реакций; изучал гомогенный катализ и механизм реакций этого типа. В 1928 году при исследовании окисления водорода обнаружил верхний предел воспламенения и объяснил это явление как результат обрыва цепей в замкнутом объёме при тройных соударениях частиц. Одновременно с Н. Н. Семёновым разработал основы теории цепных реакций. Хиншелвуд исследовал кинетику разложения неорганических и органических веществ, например перманганата калия, альдегидов, кетонов и др. С 1938 года занимался проблемой роста бактерий в различных средах; установил, что адаптация бактерий к среде автоматически регулируется ферментным балансом клетки; выявил зависимость скорости роста клеток от содержания в окружающей среде углекислого газа, аминокислот и др.

Нобелевская премия

В 1956 году Хиншелвуд совместно с Николаем Семёновым получил Нобелевскую премию по химии «За исследования механизма химических реакций», в особенности за создание теории цепных реакций. В Нобелевской лекции Хиншелвуд высоко оценил научную деятельность Семёнова:[2]

Исследование реакции кислорода с водородом явилось исходным моментом, в результате которого моя работа в Оксфорде вошла в непосредственный контакт с работой Семёнова. Наша приверженность его идеям была сразу же оценена, и обмен мнениями на ранней стадии позволил установить дружеские отношения между Семёновым и мною, которые с тех пор и продолжаются.

Напишите отзыв о статье "Хиншелвуд, Сирил Норман"

Примечания

  1. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52616.ln-ru Профиль Сирила Нормана Хиншелвуда] на официальном сайте РАН
  2. Лауреаты Нобелевской премии: Энциклопедия: Пер. с англ. — М.: Прогресс. — 1992.

Литература

  • Тютюнник М. И. Сирил Норман Хиншелвуд // Журнал Всесоюзного химического общества им. Д. И. Менделеева. — 1975. — Т. 20, № 6. — С. 676-677.
Научные и академические посты
Предшественник:
Эдгар Дуглас Эдриан
Президент Королевского общества
1955—1960
Преемник:
Хоуард Уолтер Флори

Отрывок, характеризующий Хиншелвуд, Сирил Норман

– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.