Хиос

ХиосХиос

Хиос греч. Χίος
38°24′ с. ш. 26°01′ в. д.38.400° с. ш. 26.017° в. д. / 38.400; 26.017
Архипелаг	Восточные Спорады
Акватория	Эгейское море
Страна	Греция Греция
Регион	Северные Эгейские острова
Район	Хиос
Хиос
Площадь	842,289 км²
Наивысшая точка	1297 м
Население (2001 год)	50 388 чел.
Плотность населения	59,823 чел./км²

Хи́ос— остров в Эгейском море, вблизи полуострова Малая Азия в составе территории Греции. Население 50 388 (2001 г. перепись).

Остров Хиос, а также более мелкие близлежащие острова Псара (в 14,2 км к северо-западу) и Инуссес (в 6,3 км к востоку) образуют Хиосскую префектуру в составе республики Греция. Крупнейшие населённые пункты: Айя-Эрмиони, Волисос, Врондадос, Камбос, Карфас, Катарактис, Лиликас, Мегас-Лимионас, Места, Флатсия и Хиос.

География

Омывается водами Эгейского моря, имеет морскую границу с Турецкой Республикой, проходящую посередине Хиосского (Чесменского) пролива, отделяющего остров от турецкого полуострова Карабурун (посёлок Чешме) в Анатолии на расстоянии около 7 км от Хиоса. Площадь острова — 842,289 км² (325 кв. миль). Остров имеет форму полумесяца, выгибаясь к востоку, длина около 50 км, максимальная ширина около 20 км. Как и другие острова Эгейского моря, Хиос характеризуется каменистой местностью с холмами и невысоким горным хребтом, повторяющим очертание острова по его срединной части с весьма скудной колючей растительностью. Наивысшие точки острова — пики Пелинеон (1297 м/4260 футов) и Орос (1188 м или 3900 футов), оба расположены на северном закруглении острова. Центральная часть разделена на западную и восточную цепью невысоких гор Проватас. Сложен преимущественно известняками и сланцами. Кустарниковая средиземноморская растительность; рощи алеппской сосны.

История

Античность

Хиос — один из центров Эгейской культуры. Древнейшие его обитатели — племена лелегов и карийцев — в начале 1-го тыс. до н. э. были вытеснены ионийцами. С VIII в. до н. э. торгово-ремесленный полис (центр — город Хиос). Отсюда вывозили лучшие в Греции вино, мастику, мрамор, смокву; на Хиосе возник первый в Греции рынок рабов. Во времена ранней античности Хиос — один из древних центров древнегреческой литературы и искусства.

Во время Греко-персидских войн вошёл в состав Первого афинского морского союза, но в последнем этапе Пелопоннесской войны вышел из него и сражался против Афин на стороне Спарты. Входил также в состав Второго афинского морского союза, однако в Союзническую войну также выступил против Афин в составе антиафинской коалиции. Хиос был одним из театров военных действий Союзнической войны, здесь же произошла битва при Эмбате.

Находился со 2-й половины I в. н. э. под властью Римской империи, после её падения в конце VI до 1204 г. в составе Восточно-Римской (Византийской) империи.

Средние века

Турецкий эмир Чака Бей был первым иноземным захватчиком острова со времён римских завоеваний. После поражения Византии при Манцикерте, ему удалось продвинуться по Анатолии и захватить остров, контролируя его в 1090—1097 гг. Вторжение крестоносцев в ходе первого крестового похода отбросило турок вглубь Анатолии и вернуло остров Византии.

После первого падения Константинополя (1204 г.), остров переходит в руки республики Венеция. В 1225 его захватывает Никейская империя. Однако из-за своего постепенного ослабления под натиском турок она вынуждена уступить Хиос Генуэзской республике по Нимфейскому договору 1261 года. В 1302—1303 годах остров подвергся нападениям турецких пиратов, затем в 1304—1329 годах здесь существовала сеньория Хиос во главе с семейством Дзаккариа, после чего генуэзцы торгового клана Джустиниани сумели восстановить контроль над островом, продлившийся до 1566 г.

Католические семьи (французы и итальянцы — в основном чиновники, военные и морские купцы) составляли 10 % населения острова, проживая в основном в стенах старого замка Хиоса (Кастро). Местное греческое население (землевладельцы и крестьяне) сохраняли православный уклад жизни в сельских регионах острова. В 1566 остров был завоёван турками.

В 1822 г. остров потрясла так называемая Хиосская резня — жестокая расправа турок 11 апреля 1822 года над греческими жителями за то, что островитяне поддержали борцов за независимость Греции. Из 155 000 жителей острова после бойни уцелело лишь около 2000. Из них по приблизительным оценкам 25 000 были вырезаны, остальные — проданы в рабство, депортированы либо оказались в изгнании, образовав хиосскую диаспору Западной Европы и США. Эти жители впоследствии сделали многое для объединения острова с Грецией в 1912 году. После 1822 несколько десятилетий остров был практически необитаем. Затем оставшиеся в живых жители стали понемногу возвращаться. В 1922—1923 гг. Хиос, как и Лесбос, стал перевалочным пунктом для сотен тысяч греческих беженцев из Малой Азии, но только незначительная часть из них осталась на острове.

До 1912 года мусульмане (турки и отуреченные греки) и приглашённые на постоянное поселение из Испании евреи (сефарды) занимали старую часть города (Кастро), в которой грекам запрещено было селиться. С 1912 — в составе Греции. В 1922-23 гг в ходе обмена населением между Грецией и Турцией турки и евреи покинули остров, вместо них на острове поселилась часть греческих беженцев из Ионии.

Историко-культурные памятники

В южной части Хиоса, близ деревни Пирги — святилище Аполлона Фанайоса (основано в XIX в. до н. э.) с храмом (2-я половина VI в. до н. э.). Знаменитый своими византийскими мозаиками монастырь Неа-Мони (между 1042—1056). Небольшой посёлок Вронтадос (Βροντάδος), северный пригород столицы острова — г. Хиос, хиосцы считают местом рождения Гомера. Подтверждением этому является археологическая находка «Учительская скала» (Δασκαλóπετρα).

Население

Население около 73 тыс. чел. (1971). Из-за слабой экономической базы острова и в целом низкого уровня благосостояния островитян, особенно в сельской местности, на протяжении ХХ века население острова сокращалось за счёт эмиграции населения в Афины, Салоники, другие города материковой Греции, а также в другие страны в качестве наёмных рабочих (преимущественно Германию, США, Австралию, Великобританию и др.). Однако Хиос также известен тем что около половины семей греческих судовладельцев с офисами в Пирее, Лондоне и Нью-Йорке происходят с этого острова.

По переписи 2001 г. население нома Хиос составляет 51 936 человек, из них 97 % проживают непосредственно на Хиосе (50 388 чел.). С начала 1990-х Хиос имеет небольшой миграционный прирост, за счёт приезда пенсионеров из России и стран Западной Европы, скупающих на острове недвижимость.

Из-за близости острова к Турции (7 км) он стал транзитным пунктом иммигрантов из Азии прибывающих на остров нелегально (в небольших лодках и катерах). По оценке на 2005 год население острова составило 53 817 чел., в основном это этнические греки, исповедующие православие; плотность населения около 63 чел./км². Примечательно, что до сих пор население острова не достигло уровня начала XIX, когда на острове проживали 155 тыс. человек при плотности населения 185 чел. на км².

Экономика

Плантации мастичных деревьев, маслин, цитрусовых, виноградники. Овцеводство. Рыболовство (сардины, скумбрия). Месторождение руд сурьмы (Меланиос). Судоходство, внутренний (греческий) туризм, при этом экономический вклад прямого внешнего (международного) туризма незначителен из-за неразвитой инфраструктуры и удалённости острова от крупных городов Греции. На восточном берегу — порт Хиос.

Ссылки

• [www.chios.gr Chios]
• [www.photopassport.gr/index_189.html с высоты птичьего полета Хиос]
• [www.chioslife.gr/en Chios info]

Отрывок, характеризующий Хиос

– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.