Хираль, Хосе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хосе Хираль Перейра
исп. José Giral Pereyra
Председатель Совета Министров Испанской Республики
19 июля — 4 сентября 1946 года
Президент: Мануэль Асанья
Предшественник: Диего Мартинес Баррио
Преемник: Франсиско Ларго Кабальеро
Председатель Совета Министров Испанской Республики в изгнании
17 августа 1945 года — февраль 1947 года
Президент: Диего Мартинес Баррио
Предшественник: Хуан Негрин
Преемник: Родольфо Льопис
Морской министр Испанской Республики
14 октября 1931 года — 12 июня 1933 года
Глава правительства: Мануэль Асанья
Президент: Нисето Алькала Самора-и-Торрес
Предшественник: Сантьяго Касарес Кирога
Преемник: Луис Компанис
Морской министр Испанской Республики
19 февраля — 22 августа 1936 года
Глава правительства: Мануэль Асанья,
Аугусто Барсия Трельес,
Сантьяго Касарес Кирога,
Диего Мартинес Баррио,
он сам
Президент: Нисето Алькала Самора-и-Торрес,
Мануэль Асанья
Предшественник: Антонио Асарола
Преемник: Франсиско Мац Санчес
Государственный министр Испанской Республики
17 мая 1937 года — 5 апреля 1938 года
Глава правительства: Хуан Негрин
Президент: Мануэль Асанья
Предшественник: Хулио Альварес дель Вайо
Преемник: Хулио Альварес дель Вайо
 

Хосе́ Хира́ль Пере́йра (исп. José Giral Pereyra; 22 октября 1879, Сантьяго-де-Куба — 23 декабря 1962, Мехико) — испанский политический деятель, премьер-министр в 1936 году (в начале гражданской войны). Учёный-химик.





Семья и образование

Родился на Кубе; отец — испанец, мать — кубинка. Окончил Институт кардинала Сиснероса в Мадриде и Мадридский университет Комплутенсе. В 1902 году получил в Мадриде докторскую степень в области химии, в 1904 году — диплом фармацевта.

Учёный

Во время учёбы являлся одним из членов Университетского союза, группы интеллектуалов, выступавших за улучшение высшего образования (в её состав входили такие известные деятели испанской культуры как Мигель де Унамуно и Франсиско Хинер де лос Риос). Работал в различных мадридских лабораториях, в 1903 был одним из основателей Испанского физико-химического общества, публиковал научные статьи в его «Анналах». С 1904 работал на фармацевтическом факультете Мадридского университета, с 1905 — профессор кафедры органической химии Университета Саламанки. Изучал организацию научных исследований во Франции. Основал в Саламанке химическое общество Salmantina, которое занималось получением желатина и экспортом дигиталиса. В 1914 открыл аптеку в Саламанке, в 1920 — в Мадриде, где при его аптеке были созданы библиотека и химическая лаборатория. Помимо исследований в области органической химии (в частности, он являлся автором учебника), Хираль занимался исследованием проблем питания рабочих.

Политик и учёный

Продолжал поддерживать отношения с Унамуно. Придерживался республиканских и леволиберальных политических взглядов, был сторонником широких реформ, в том числе отделения церкви от государства, являлся членом либеральной масонской организации «Великий Восток Испании». Был арестован во время всеобщей забастовки 1917, в его аптеке в Мадриде проходили встречи противников монархии. Его другом был Мануэль Асанья, лидер партии Республиканское действие, учредительное собрание которой также прошло в аптеке Хираля, который стал одним из видных деятелей как Республиканского действия, так и созданного на основе него и ещё нескольких партий Республиканского объединения, а с 1934 — Левореспубликанской партии (её лидером также стал Асанья, а Хираль вошёл в состав национального совета).

Одновременно с общественно-политической деятельностью, Хираль продолжал заниматься и наукой: в 1928 он стал профессором биохимии в Центральном университете Мадрида. Также Хираль возглавлял секцию точных, физических и естественных наук в Атенеуме — мадридском литературном, научном и художественном обществе, президентом которого в 1930 стал Асанья. Именно в Атенеуме 7 августа 1930 состоялось собрание лидеров республиканцев (в нём участвовали Асанья, Алькала Самора, Леррус, Хираль, Марселино Доминго, Альваро де Альборнос), на котором были согласованы положения пакта Сан-Себастьяна, ставшего символом объединения все республиканских сил). Хираль арестовывался как в период диктатуры генерала Мигеля Примо де Ривера (1923—1930), так и правительства генерала Беренгара в 1930 — на этот раз его отправили в тюрьму сразу же после физико-химической конференции, проходившей в Атенеуме.

После провозглашения Испании республикой в 1931 Хираль стал депутатом Кортесов (парламента) от Касереса. В 1931 он был советником правительства и ректором Центрального университета Мадрида. В октябре 1931 — сентябре 1933 и с февраля 1936 был морским министром в правительствах, которые возглавлял Асанья (а весной — летом 1936 — Касарес Кирога, после того, как Асанья был избран президентом). Консерваторы были недовольны назначением гражданского человека на этот пост и прозвали его «аптекарем». Хираль принял должность министра, подчиняясь партийной дисциплине, за время пребывания на ней он занимался военными реформами, значительно увеличил зарплаты военнослужащим и назначал на ключевые посты сторонников республики. 25 апреля 1935 года он был избран членом Национальной медицинской академии. В декабре 1935 Хираль стал одним из учредителей Народного фронта — коалиции левых политических сил, победившей на парламентских выборах в феврале 1936.

Премьер-министр

Во время выступления националистически настроенных военных 18 июля 1936 Хираль отдал приказ флоту выступить на стороне правительства. Большинство офицеров не выполнили его приказ, однако большая часть матросов поддержали Народный фронт — в результате значительная часть флота осталась на стороне республики, причём антиреспубликански настроенные офицеры были убиты или арестованы. 19 июля Хираль был назначен премьер-министром республиканского правительства, оставшись при этом морским министром. В этом качестве он предпринял решительные меры по борьбе против восставших военных. Его правительство сразу же санкционировало вооружение народа: сторонники республики получали оружие по предъявлению профсоюзного билета. Российский историк С. Ю. Данилов писал:

Можно сколько угодно говорить о «вынужденности» такого шага, об отсутствии у кабинета Хираля элементарного выбора. Но непреложным фактом остаётся следующее. Либеральный республиканец, доктор химии Хираль оказался решительнее и последовательнее наших большевиков, которые лишь обещали «всеобщее вооружение народа», но, получив реальную власть, объявили собственный лозунг утопией.

Кроме вооружения своих сторонников, правительство Хираля учредило народные суды, стремясь предотвратить расправы левых активистов над своими политическими противниками. Оно же запретило антиреспубликанские организации, преобразовало Гражданскую гвардию (жандармерию) в Национальную республиканскую гвардию и установило контроль над предприятиями, оставленными их собственниками. Во внешней политике Хираль рассчитывал на поддержку своего правительства со стороны европейских демократий, но был разочарован их отказом оказать содействие Испанской республике. Не получив поддержки от Франции, он обратился за помощью к СССР.

Военные поражения республиканской армии и непосредственная угроза Мадриду (а также тот факт, что Хираль был слишком умеренным политиком по сравнению с большинством сторонников республики) привели к падению популярности правительства Хираля и его замене 5 сентября 1936 на посту премьера на лидера социалистов Ларго Кабальеро.

Деятельность после отставки с поста премьера

В 1936—1937 Хираль был министром без портфеля в кабинете Ларго Кабальеро, в 1937—1938 занимал пост министра иностранных дел в правительстве Хуана Негрина (в этом качестве вновь пытался получить поддержку европейских демократий), затем вновь являлся министром без портфеля. Был сторонником участия коммунистов в правительстве — несмотря на свои умеренные политические взгляды, Хираль считал, что они способствуют повышению дисциплины в рядах сторонников республики. Входил в состав комиссии представителей республики, которые вели безуспешные переговоры с правительством националистов об обмене заключёнными. После поражения республиканцев в 1939 Хираль, как и Асанья, с которым он продолжал поддерживать дружеские отношения, эмигрировал во Францию. Оттуда Хираль вскоре переехал в Мексику, где оставался до конца жизни.

Эмигрант

Во время проживания в Мексике Хираль был профессором биохимии в Политехническом институте и в Национальном автономном университете в Мехико. В сентябре 1945 он стал премьер-министром правительства Испанской республики в эмиграции, находился на этом посту до января 1947. Позднее участвовал в Движении сторонников мира.

В испанской биографии Хираля сказано, что

он хотел видеть Испанию, управляемой на научной основе. Он потерпел неудачу, как и многие испанцы его поколения, и ураганный ветер войны покончил со всеми его иллюзиями. Но для нас остаётся пример борца за свои идеи, терпимого к другим идеологиям, и его храброе противостояние фашистскому варварству, из-за чего он стал мишенью для ненависти и небылиц. [www.izqrepublicana.es/documentacion/giral.htm]

Напишите отзыв о статье "Хираль, Хосе"

Примечания

Литература

  • Данилов С. Ю. Гражданская война в Испании (1936 — 1939). — М.: Вече, 2004. — 352 с. — ISBN 5-9533-0225-8.

Ссылки

  • [www.hrono.ru/sobyt/1930isp.html Биография]
  • [www.fuenterrebollo.com/Masoneria/giral.html Биография (испанский язык)]
  • [www.geocities.com/Athens/Crete/2408/Personajes/giral.html Биография (испанский язык)](недоступная ссылка) [www.webcitation.org/5koloK39b Архивировано из первоисточника 26 октября 2009.]
  • [www.izqrepublicana.es/documentacion/giral.htm Биография (испанский язык)]
  • [www.gle.org/ingles/i_historia.php О членстве в масонской организации (испанский язык)]

Отрывок, характеризующий Хираль, Хосе

– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.