Хирш, Теодор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Теодор Гирш
Научная сфера:

история

Учёное звание:

профессор

Теодор Гирш (нем. Theodor Hirsch; 1806—1861) — немецкий историк и педагог; двоюродный брат профессор истории Берлинского университета Зигфрида Хирша[de] (1816—1860)[1].



Биография

Теодор Хирш родился 17 декабря 1806 года в городе Данциге (ныне Гданьск, Польша) в еврейской семье. Он обратился в христианство и изучал историю и богословие в Берлинском университете, по окончании которого стал в 1833 году учителем в средней школе в родного города, где преподавал историю в течение следующих 32 лет. В Данциге он сосредоточился на местной истории города, и в 1850 году был назначен ответственным за переустройство муниципальных архивов и надзором за ними[2].

В 1865 году Хирш стал адъюнкт-профессором в Университете Грайфсвальда[3] и директором библиотеки этого университета.

Он написал много исторических трудов по истории Данцига, среди которых: «Danzigs Handels und Gewerbgeschichte unter der Herrschaft des deutschen Ordens» (Лейпциг, 1858 год)[3].

В 1860 году вместе с Эрнстом Штрекле[de] и Максом Тёппеном[de] издавал «Scriptores rerum prussicarum» (Лейпциг, 1861—1874, части 1—5)[3].

Теодор Хирш умер 17 февраля 1881 года в городе Грайфсвальде.

Его сын Фердинанд Хирш[de] (1843—1915) пошёл по стопам отца и тоже стал историком и преподавателем[4].

Напишите отзыв о статье "Хирш, Теодор"

Примечания

  1. Гирш, Зигфрид // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. [de.wikisource.org/wiki/ADB:Hirsch,_Theodor Theodor Hirsch] // Allgemeine Deutsche Biographie  (нем.)
  3. 1 2 3 Гирш, Теодор // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. [opac.regesta-imperii.de/lang_de/autoren.php?name=Hirsch%2C+Ferdinand Veröffentlichungen von Ferdinand Hirsch]  (нем.)

Литература

Отрывок, характеризующий Хирш, Теодор

Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.