У этого термина существуют и другие значения, см.
Хитклифф.
Хи́тклифф (англ. Heathcliff) — главный действующий персонаж романа Эмили Бронте «Грозовой перевал».
Вследствие общей известности и популярности романа, он часто рассматривается как архетип замученного байроновского героя, всепоглощающие страсти которого разрушают его самого и людей вокруг. Хитклиффа можно воспринимать как жертву психологически тяжелого детства: оскорбления, пренебрежение и презрение со стороны тех, с кем он рос, казалось бы, самых близких людей.
В первую очередь Хитклифф воспринимается как байронический герой. Он известен именно своими чувствами к Кэтрин Эрншо, а не последними годами жестокой мести, описанными во второй части романа, когда он превращается в жестокого нелюдимого человека. Хотя многие поступки молодости Хитклиффа показывают, что он был жестким и даже злым с самого начала. Впрочем, общественное мнение склонно приукрашивать его недостатки. Сложная, притягательная и немного причудливая натура делает его очень необычным, редким и увлекательным персонажем, сочетающим в себе как черты положительного романтического героя, так и отрицательного, отталкивающего.
Персонаж
Хитклиффа назвали в честь умершего в младенчестве сына мистера Эрншо, его приёмного отца. Хитклифф было его имя и фамилия. Его можно характеризовать как страстного, тёмного, задумчивого и мстительного. Хитклиффа в значительной степени определяет его всепоглощающая и непростая любовь к Кэтрин Эрншо, приёмной сестре, такой же, как он, страстной. Большая часть романа касается их обреченного романа и чёрной обиды Хитклиффа за предательство Кэтрин, которая выходит замуж за его соперника, Эдгара Линтона. Лучше всего проявляется эта обида в следующих словах Хитклиффа:
«Ты даёшь мне понять, какой ты была жестокой — жестокой и лживой. Почему ты мной пренебрегала? Почему ты предала своё собственное сердце, Кэти? У меня нет слов утешения. Ты это заслужила. Ты сама убила себя. Да, ты можешь целовать меня, и плакать, и вымогать у меня поцелуи и слёзы: в них твоя гибель… твой приговор. Ты меня любила — так какое же ты имела право оставить меня? Какое право — ответь! Ради твоей жалкой склонности к Линтону?.. Когда бедствия, и унижения, и смерть — всё, что могут послать бог и дьявол, — ничто не в силах было разлучить нас, ты сделала это сама по доброй воле. Не я разбил твое сердце — его разбила ты; и, разбив его, разбила и моё.[1] Тем хуже для меня, что я крепкий. Разве я могу жить? Какая это будет жизнь, когда тебя… О боже! Хотела бы ты жить, когда твоя душа в могиле?»[2]
Темнокожий подкидыш, найденный на улицах Ливерпуля и подобранный мистером Эрншо из Грозового перевала в Йоркшире, это всё, что рассказывает о жизни Хитклиффа перед его принятием в семью Эрншо Эмили Бронте. Скрытые от нас раннее детство героя и обстоятельства его появления на свет в совокупности с его необузданным, тёмным характером и темой сверхъестественного, проскальзывающей в романе, наводит на размышление, что Хитклифф может быть демоном или адским духом, порождением самого дьявола. В его внешности было сильное сходство с цыганом, а мистер Линтон из Мызы Скворцов при первой встрече заявляет, что Хитклифф возможно «сын индусского матроса или вышвырнутый за борт маленький американец или испанец».
В первое время тихий и застенчивый ребёнок, Хитклифф подвергается нападкам со стороны Кэтрин Эрншо и её старшего брата, Хиндли. Позже Кэтрин проникается к приёмному брату сочувствием и любовью, но Хиндли продолжает ненавидеть Хитклиффа, видя в нём узурпатора, похитившего привязанность его отца. После смерти мистера Эрншо Хиндли наследует его состояние и начинает унижать Хитклиффа, отводя ему в доме место чуть выше слуги и отправляя на тяжелые работы в поле. Такое отношение порождает в Хитклиффе гнев и желание отомстить за унижение и издевательства. Кэтрин, однако, остаётся близка своему приёмному брату, она проводит с ним всё свободное время.
По воле обстоятельств, Кэтрин взрослеет и становится молодой девушкой, в обществе Эдгара Линтона, робкого и воспитанного молодого человека из соседнего владения, Мызы Скворцов. Испытывая определённого рода привязанность к нему, Кэтрин решает принять его предложение. Однако, делясь своими переживаниями, она уверяет Нелли, что её истинная и единственная любовь — это Хитклифф, но она не может выйти замуж за него, потому что это «принизило бы её» и что они оба будут нищими, если поженятся. Она говорит о своей страсти к нему такими словами: «Из чего бы ни были сотворены наши души, его душа и моя — одно». Услышав о решении Кэтрин выйти замуж за Эдгара и о том, что союз с ним принизил бы её, с разбитым сердцем Хитклифф сбегает из Грозового перевала и отправляется на заработок состояния, так и не узнав о страстной любви Кэтрин к нему.
Когда Хитклифф возвращается после трёхлетнего отсутствия, Нелли Дин отмечает, что он стал «высоким, статным атлетом», а его «выправка наводила на мысль, что он служил в армии». Хитклифф скрывает, где он был и как зарабатывал своё состояние. По возвращении он безжалостно настроен против тех, кто портил его жизнь и препятствовал тому, чтобы он был с Кэтрин. Он накопил в себе много злобы и хочет отомстить, становясь c этого момента отрицательным героем, без намёка на романтичность. Он отнимает Грозовой перевал у Хиндли, который после смерти жены утопает в карточных долгах, превратив свой дом в притон; он бессердечно обманывает сестру Эдгара Линтона Изабеллу и женится на ней, прежде, чем она успевает понять, что он за человек на самом деле, и её нежные мечты разбиваются об его жестокость и презрение к ней. Хитклифф заключает этот брак исключительно из расчёта завладеть Скворцами после смерти Линтона.
После смерти Кэтрин мстительная жестокость Хитклиффа усиливается, он уже собирается уничтожить не только своих врагов, но отыграться и на их наследниках — Гэртоне, сыне Хиндли и Фрэнсис Эрншо, и Кэти, дочери Эдгара Линтона и Кэтрин. Он вынуждает своего болезненного сына, Линтона, который сильно напоминает свою мать Изабеллу, вступить в брак с Кэти Линтон, в стремлении получить контроль над Мызой Скворцов. Вскоре после того, как Кэти и Линтон венчаются, Линтон умирает, едва ли удивив этим отца или свою вдову. Хитклифф относится к Кэти с относительным милосердием, однако, сделав из неё холодное, отрешённое создание, лишь отдалённо напоминающее умную, живую девочку, которой она была когда-то. Гэртон и Кэти в конечном счете влюбляются, их отношения до некоторой степени отражают отношения Хитклиффа и Кэтрин, и всё же разительно отличаются от них. Их союз разрушает атмосферу ненависти в Грозовом перевале, и Хитклифф больше не хочет и не может продолжать эту, разрушающую всё и всех вокруг, войну. Гэртон очень похож на свою тетю Кэтрин Эрншо, особенно его глаза и взгляд, и это порождает смутное беспокойство в душе Хитклиффа. Между ними непростые отношения, Гэртон воспринимает Хитклиффа как своего настоящего отца, а Хитклифф вынужден постоянно вспоминать свою бессмертную любовь, глядя на него. Роман заканчивается смертью Хитклиффа. Незадолго до развязки он становится сломанным, замученным человеком, его часто посещает призрак возлюбленной Кэтрин Эрншо, рядом с которой он хочет быть похороненным.
Его тело, распростёртое на кровати, обнаружила Нелли.
«Его глаза встретили мои таким острым и злобным взглядом, что меня передёрнуло; и казалось, он улыбался. Я не допускала мысли, что он мёртв, но его лицо и шея были омыты дождем; с постели текло, и он был совершенно недвижим. Створка окна, болтаясь на петлях, содрала кожу на руке, простертой по подоконнику. Из ссадины не сочилась кровь, и, когда я приложила к ней пальцы, я больше не могла сомневаться: он был мёртв и окоченел!»
Призрак Кэтрин, ранее увиденный мистером Локвудом в окне, посетил Хитклиффа, забрав его с собой, чтобы они могли быть вместе вне могилы, в которую так долго стремился попасть Хитклифф. Он как-то признался Нелли о своём стремлении:
«Я попросил могильщика, копавшего могилу Линтону, счистить землю с крышки её гроба и открыл его. Я думал сперва, что не сойду уже с места, когда увидел вновь её лицо — это всё ещё было её лицо! Могильщик меня с трудом растолкал. Он сказал, что лицо изменится, если на него подует ветром, и тогда я расшатал стенку гроба с одной стороны и опять засыпал гроб землей — не с того бока, где положат Линтона, будь он проклят! По мне, пусть бы его запаяли в свинец. И я подкупил могильщика, чтобы он пододвинул гроб Кэтрин, когда меня положат туда, и мой тоже. Я позабочусь, чтобы так оно и было. К тому времени, когда Линтон доберётся до нас, он не будет знать, где из нас кто!»
Спустя какое-то время после похорон, мальчик слуга рассказывает Нелли, что он видел призраков Хитклиффа и Кэтрин, идущих по торфяникам вместе. Однако и Нелли и Локвуд верят, что мёртвые мирно спят в своих могилах. Повествование заканчивает Локвуд, блуждающий вокруг могил героев истории и задающийся вопросом, «как это вообразилось людям, что может быть немирным сон у тех, кто спит в этой мирной земле».[3]
Как-то Шарлотта Бронте, старшая сестра Эмили, написала, «Хитклифф, на деле, остается неразгаданным». Это подкрепляет неуверенность относительно того, раскаивался ли он в своих грехах, и был ли он реальным человеком на самом деле. Так как явлению призрака Кэтрин в окне предшествовал сон Локвуда о проповеди о грехах в церкви, то возможно, что и Хитклифф, и Кэтрин прокляты. Сама Кэтрин ещё при жизни выражает сомнение относительно того, можно ли её допускать на Небеса. Из-за неопределённой судьбы души Хитклиффа и тайны, которую скрывал его характер, окончание романа оставляет читателя в жутком оцепенении, оправдывая устойчивый статус Хитклиффа как образца антигероя в литературе.
Образ на экране
Лоуренс Оливье был номинирован на Оскар за роль Хитклиффа. Это наиболее известная из всех попыток сыграть этого интригующего опасного персонажа. Однако, фильм 1939 года покрывает только половину истории, Создатели преуспели в представлении Хитклиффа романтичным героем и не стали рассказывать историю беспощадной мести Хитклиффа после смерти Кэтрин.
Тимоти Далтон снялся в роли Хитклиффа в фильме 1970 года, который так же как и фильм 1939 года раскрывает характеры только первого поколения и оставляет за кадром Гэртона, Кэти и Линтона. Сериал 1978 года преуспевает в раскрытие всей истории, в нём в роли Хитклиффа выступает Кен Хатчисон.
В 1992 образ Хитклиффа на экране воссоздал Рэйф Файнс в «Грозовом перевале» Эмили Бронте, второй адаптации фильма, в которою вовлечены герои Гэртон и Кэти. Первой было немое кино 1920 года, которое сейчас считается утраченным. Также полную версию представила телевизионная драма 1998 года, где роль Хитклиффа сыграл Роберт Кавана (англ.)русск..
В 2006 году появились сообщения, что Джонни Депп будет играть Хитклиффа в новой экранизации романа (Анжелина Джоли была заявлена на роль Кэтрин, а Шон Коннери на роль Джозефа), но новости быстро утихли.
В 2009 году на ТВ вышла ещё одна версия романа с Шарлоттой Райли и Томом Харди.
В 2008 году продюсер Джон Мэйбери вместе со сценаристом Оливией Хетрид создали сценарий для ещё одной версии романа. Британская актриса Кая Скоделарио снялась в роли Кэтрин Эрншо, в роли Хитклиффа впервые задействован чернокожий Джеймс Хоусон. Картина вышла в 2011 году.
Образ в массах
Австралийский актёр Хит Леджер и его сестра были названы в честь героев новеллы, Хитклиффа и Кэтрин.[4]
Напишите отзыв о статье "Хитклифф"
Примечания
- ↑ Эти слова эхом повторяют чувства, выраженные Кэтрин пятью главами ранее: „Хорошо же! Если я не могу сохранить Хитклиффа как друга… если Эдгар хочет быть мелким и ревнивым, я нарочно погублю себя и разобью им обоим сердца, разбив своё. Так я быстро всему положу конец, когда меня доведут до крайности!“ Троп разбитого сердца используется снова в её известных словах, „Я — Хитклифф“ и также: „рай, казалось, не был моим домом; и у меня разрывалось сердце — так мне хотелось заплакать. Я попросилась обратно на землю; и ангелы рассердились и сбросили меня прямо в заросли вереска на Грозовом Перевале; и там я проснулась, рыдая от радости“.
- ↑ «я отлично понимаю…» он вспыхивает по другому поводу, «как гнусно ты со мной обходишься, — да, гнусно! Слышишь? И если ты надеешься, что я этого не замечаю, ты глупа; если ты думаешь, что меня можно утешить сладкими словами, ты — идиотка; и если ты воображаешь, что я отказался от мести, ты очень скоро убедишься в обратном! А пока благодарю тебя, что ты открыла мне тайну своей золовки [о её любви к нему]: даю слово, я воспользуюсь этим, как надо. А ты держись в стороне!»
- ↑ Brontë 1998, p. 300.
- ↑ [www.fanunity.com/ledger/ Heath Ledger — Celebopedia — Heath Ledger Entry In The Celebrity Encyclopedia]
Ссылки
В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.
|
---|
| Фильмы | |
---|
| Сериалы | |
---|
| Персонажи | </div> | <tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td class="navbox-abovebelow" colspan="2"></td></tr></table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Хитклифф– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
|