Хитрово, Алексей Захарович

Алексей Захарович Хитрово<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Государственный контролёр Российской империи
3 марта 1827 — 21 февраля 1854
Предшественник:	Балтазар Кампенгаузен
Преемник:	Александр Кушелёв-Безбородко
Рождение:	9 (20) ноября 1776(1776-11-20) Москва
Смерть:	21 февраля (5 марта) 1854(1854-03-05) (77 лет) Санкт-Петербург
Род:	Хитрово
Награды:

О внуке-коллекционере см. Хитрово, Алексей Захарович (егермейстер)

Алексе́й Заха́рович Хитрово́ (9 (20) ноября 1776, Москва — 21 февраля (5 марта) 1854, Петербург) — русский государственный деятель из рода Хитрово. Сенатор (с 6 июля 1813 года), действительный тайный советник (с 9 апреля 1832 года), член Государственного совета (с 6 апреля 1827 года), второй Государственный контролёр России (3 марта 1827 — 21 февраля 1854 года), проведший на своём посту рекордный для Государственного контроля срок. Брат Н. З. Хитрово.

Ранние годы

Происходил из ветви рода Хитрово, которая возвысилась благодаря родству с графами Шуваловыми. Сын действительного статского советника Захара Алексеевича Хитрово (1734—1798) от брака с Александрой Николаевной, дочерью сенатора Н. И. Маслова. Его дядя Ф. А. Хитрово был одним из главных пособников Екатерины II при вступлении её на престол.

В 8 лет Алексей Хитрово был уже зачислен сержантом в Измайловский полк, в 1789 пожелал перевестись в Конную гвардию и в 1795 г. произведён в корнеты.

Хитрово стал быстро повышаться в чинах со вступлением на престол Павла I. В декабре 1798 года император неожиданно пожаловал его в действительные камергеры (чин 4-го класса). Как следует из мемуаров его однополчанина Н. А. Саблукова, причина монаршей милости к 22-летнему Хитрово заключалась в удачно исполненном менуэте с тогдашней любимицей императора Е. И. Нелидовой.

В 1800 г. Хитрово перевёлся на гражданскую службу в качестве члена Мануфактур-коллегии и уже через три года был назначен её президентом. В 1804 причислен к обер-прокурорскому столу 1-го департамента Сената, а в 1808 назначен обер-прокурором 5-го департамента. В Отечественную войну 1812 года был избран дворянством в члены комитета Петербургского ополчения.

Государственный контролёр

После скоропостижной кончины 11 сентября 1823 года Балтазара Кампенгаузена, организатора и бессменного главы Государственного управления ревизии государственных счетов, новое и не вполне ещё устоявшееся ведомство почти четыре года оставалось вовсе без главы. Заменить Кампенгаузена оказалось некем, вдобавок, дело осложнялось настроением, связанным с переходом власти от Александра I к Николаю I. В результате на протяжении четырёх лет, до марта 1827 года делами Государственного контроля управлял коллегиальный орган — Совет Главного управления ревизии государственных счетов. И только 3 марта 1827 года на пост Главного управляющего был назначен второй Государственный контролёр в истории России, Алексей Захарович Хитрово, занимавший этот пост без малого тридцать лет, до самой своей смерти, 21 февраля 1854 года.

В первые десять лет деятельность Государственного контроля была связана с постоянными неустройствами и перегрузками. Количество накопившихся ранее и требовавших проверки документов было непомерным. Первоочередной задачей ведомства стала полная и всеохватная ревизия предшествующей финансовой отчётности, прежде всего — связанной с военными действиями. До постановления 1823 года такие проверки проводились по подлинным приходно-расходным книгам и финансовым документам ведомств. Громадный объём работы при весьма небольшом штате чиновников-ревизоров приводил к тому, что проверяющим не хватало ни времени, ни сил для действительной и тщательной проверки. Для рассмотрения накопившейся за предыдущие годы документации (свыше 220 тысяч книг и счетов и около 10 миллионов документов) при Главном управлении ревизии государственных счетов было образовано шесть временных контрольных комиссий, труд которых растянулся на многие годы. С 1819 года на правах отдельной, Пятой экспедиции контрольного ведомства была специально учреждена Временная комиссия для решения счетов и счётных дел прежнего времени, куда были включены все подразделения других экспедиций, занятые ревизией дел до 1817 года, а также экспедиция бывшего Департамента водяных коммуникаций. Проработав свыше десяти лет, она была упразднена уже после смерти Кампенгаузена, в ноябре 1829 года с передачей дел вновь образованной Временной контрольной комиссии для отчётов гражданского ведомства за период до 1828 года. Для рассмотрения же дел, связанных с военным ведомством — комиссариатских, провиантских и прочих — были созданы отдельные особые Временные комиссии.

При Алексее Хитрово ведомство в основном обустраивалось и упорядочивало свои внутренние регламенты. Ещё при Балтазаре Кампенгаузене, в январе 1823 года с Государственного управления ревизии государственных счетов были сняты непомерные обязанности по сверке финансовой документации огромного числа документов, накопившихся за прежние годы. Первым делом, заняв пост Государственного контролёра — уже в сентябре 1827 года Алексей Хитрово упорядочил структуру вверенного ему ведомства: Адмиралтейская и Черноморская счётные экспедиции были объединены в Контрольный департамент морских отчётов.

Однако чрезмерно узкая и исключительно «бумажная компетенция» в таком важнейшем деле, как ревизия государственных финансов и проверка возможных злоупотреблений, постоянно вызывала недовольство многих рачительных администраторов и государственников. То и дело в недрах правительства возникали проекты реформы, в той или иной мере увеличивающей полномочия Государственного контроля и расширяющего сферу его вмешательства. Так, в 1836 году генерал-адъютант П. Д. Киселёв выдвинул программу реформы системы Государственного контроля, связанную с её распространением на места. В частности, предлагалось создать местные органы, подчиняющиеся центру — губернские контроли из прежних контрольных отделений казённых палат, куда должны были стекаться документы местных учреждений всех ведомств. Проект по существу означал серьёзное расширение сферы компетенции Государственного контроля: в случае успеха проекта Киселёва в сферу проверок вовлекался значительно больший круг учреждений. Однако предложения Киселёва не были приняты, а функции Гос.контроля с 1836 года возросли только с той стороны, что на него было возложено составление заключений о выгодности или убыточности для казны тех или иных хозяйственных операций. На пути всех предложений о расширении полномочий ревизионного ведомства постоянно вставало тихое, но упорное противодействие Государственного контролёра, Алексея Хитрово.

Впрочем, спустя 16 лет, в 1852 году тот же самый проект генерала Киселёва вновь подвергся обсуждению при поддержке Александра Княжевича и Павла Гагарина. И вновь Государственный контролёр Алексей Хитрово выдал отрицательное заключение на проект. Он придерживался прямо противоположной реформаторам точки зрения и считал проект резко несвоевременным. Ссылаясь на неудачный опыт 1811—1823 годов и некоторые особенности государственного управления России, а также особенно подчёркивая возможность значительного увеличения расходов на Государственный контроль в случае осуществления реформы, в условиях ощутимого дефицита бюджета он смог убедить в своей правоте Николая I. В итоге — система государственного контроля вновь претерпела лишь самые незначительные изменения.

Серьёзнейшей проблемой Государственного контроля и при Алексее Хитрово оставалась острая нехватка квалифицированных работников. Во времена Кампенгаузена из 300 служащих ведомства только 90 имели вообще какое-либо образование, и лишь 25 из них — высшее. В 1837 году по ходатайству Алексея Хитрово Государственному контролю было разрешено содержать в Санкт-Петербургском коммерческом училище 5 воспитанников из числа детей чиновников или служащих ведомства. Таким образом Хитрово намеревался хотя бы отчасти утолить кадровый голод и заполнить вакансии людьми «сведущими в счётной части». После завершения образования молодые специалисты должны были отработать не менее десяти лет в Государственном контроле. Однако за отсутствием должного контроля и эта мера также не привела к сколько-нибудь существенным улучшениям. И если за двадцать лет, в 1837—1857 годах было выпущено всего 16 воспитанников, то на службе из них осталось только 7. В результате, в начале 1856 года было решено, что училище не даёт необходимой для контрольной службы специальной подготовки, а поэтому было рекомендовано принимать на службу людей только с университетским образованием, предпочтительно с камеральных факультетов. Несомненно, что кадровая проблема не носила ведомственного или локального характера для Государственного контроля, а являлась общей и образующей для российского государства, а потому одному Алексею Хитрово не под силу было как-то её решить на своём месте.

"Уже с первых десятилетий XIX века в России начинает ощущаться явная нехватка людей, нужных для решения задач государственного управления. Ещё в августе 1821 года император Александр I, указывая М. М. Сперанскому на причины неудач своей преобразовательной деятельности, говорил ему «о недостатке способных и деловых людей не только у нас, но и везде». В 1838 году рассмотрение возможных кандидатур для последующего назначения в Государственный совет вызвало пессимистический отклик в дневнике М. А. Корфа: «При необходимой надобности подкрепить Совет ещё несколькими новыми членами… не нашли никого, кто мог бы настоящим образом годиться и быть полезен в этом звании. Бедность в людях ужасная и не только в этом высшем разряде, но и в должностях второстепенных».

— ( Семёнов Н.Ю. «Об особенностях государственной власти в России»)

В 1830—1850-е годы ревизионное ведомство погрузилось в глубокую стагнацию, вполне соответствующую духу своего времени. Полуграмотные, склонные «договариваться» вполне беззубые контролёры стали частым и излюбленным объектом для анекдотов и сатиры. Наиболее показательным для описания внутреннего и внешнего состояния Государственного контроля можно считать пьесу Гоголя «Ревизор» — своей известностью далеко превзошедшую само существование высмеянного им министерства. Едва ли не тридцать лет провёл на посту Государственного контролёра Алексей Хитрово и ушёл со своей должности только со смертью, дослужив до глубокой старости. Время его правления в Государственном контроле не было отмечено громкими делами. При нём происходила медленная и постепенная отладка ведомственного механизма. Можно сказать, что по духу своего правления в Государственном контроле Алексей Захарович вполне соответствовал николаевским временам, что и позволило ему, в конечном счёте, провести столь долгий срок и без особых треволнений покинуть свой пост — не вследствие отставки, но в результате естественного течения жизни.

Умер в феврале 1854 года и был похоронен в Сергиевской пустыни близ берега Финского залива.

Награды

В 1832 г., с производством в действительные тайные советники, Хитрово был пожалован орден св. Владимира 1 ст., в 1845 г., по случаю совершившегося 50-летия его государственной службы, орден св. ап. Андрея Первозванного, в 1851 г. — алмазные знаки к сему ордену и в 1854 г., в знак особого монаршего благоволения, вторично те же знаки.

Семья

С 1802 года был женат на графине Марии Алексеевне Мусиной-Пушкиной (1782—1863), старшей дочери знаменитого мецената графа А. И. Мусина-Пушкина и его жены Екатерины Алексеевны. Кавалерственная дама. По отзыву А. Я. Булгакова, отличалась красотой и мягким общительным характером. Дети:

• Наталья (1804—1863), с 1829 года замужем за петербургским губернатором П. М. Донауровым;
• Екатерина (1805—1853), за генералом от инфантерии Н. М. Толстым (внук М. И. Голенищева-Кутузова);
• Захар (1807—1876), обер-церемониймейстер, жена — графиня Прасковья Ненчини (в 1-м браке — маркиза Пуччи); их сын Алексей — собиратель западноевропейского искусства.
• Алексей (1814—1837);
• Александра (1816 или 1817 — 1889), за шталмейстером Ф. Г. Головиным;
• Елизавета (1822—1859), за св. кн. К. А. Суворовым (внук А. В. Суворова).

Литература

• Русские портреты XVIII и XIX столетий. Издание Великого князя Николая Михайловича. Том 2. №72.
• Хитрово, Алексей Захарович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Хитрово, Алексей Захарович

После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.