Хитрово, Богдан Матвеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Богда́н Матве́евич Хитрово́ (16151680) — боярин, оружейничий, дворецкий, основатель городов-крепостей Карсуна и Симбирска. Владелец знаменитого Евангелия Хитрово, которое названо его именем.





Биография

Ранние годы при дворе

Из рода Хитрово. Сын дворянина Матвея Елизаровича Хитрово (ум. 1654) и Пелагеи Алексеевны Ртищевой (ум. 1657), племянник постельничего и окольничего Михаила Ртищева. Двоюродный брат Ф. М. Ртищева, одного из приближённейших к царю Алексею Михайловичу людей.

Родился в родовом поместье своего отца в селе Григоровское под Калугой. Получил прекрасное образование, знал латынь и польский язык, что могло способствовать его стремительной карьере, которая началась в 1633 году, когда он стал комнатным стряпчим во дворце царя Михаила Фёдоровича. С 1636 года он — стольник.

Строительство Черты и крепостей

В 1646 году Б. М. Хитрово был назначен городовым воеводой в Темников и заведывал строительством укреплений новой Черты: Керенским (1646—1647) и Карсунским участками (1647—1648). Здесь им были устроены крепости Карсун, Малый Карсун (Старое Погорелово), Тальск.

В 1647 году Богдан Хитрово был пожалован в окольничьи. Царским указом от 10 февраля 1648 года ему было предписано продолжить строительство Симбирского участка Черты. В течение весны и лета 1648 года он руководил постройкой Синбирского города, расположенного на высоком берегу Волги, что позволяло контролировать передвижение судов по реке, а также перемещения кочевников. Внутри крепости была построена Троицкая церковь, дом воеводы, таможня и ряд других построек[1].

Помимо этого, в 1646—1648 годах усилиями Б. М. Хитрово были укреплены уже существовавшие крепости: Керенск (Вадинск), Верхний и Нижний Ломов, Атемар, Саранск.

Руководство приказами

В 1649—1650 годах Б. М. Хитрово заведовал Челобитным приказом, с июля 1651 года по декабрь 1655 года — Земским приказом.

Летом 1654 года отличился при осаде Смоленска; затем — в кампанию 1655 года, за что получил от царя награду: «кафтан атласный золотной на соболях, кубок золочен с кровлею и денежныя придачи 80 рублев». В составе Большого полка Я. К. Черкасского участвовал в войне со Швецией. Был в посольствах в Польше и Швеции.

С 1656 года вплоть до самой смерти в 1680 году возглавлял Оружейный приказ, который располагался тогда в здании Казённого двора (сгорел в пожар 1737 года) между Архангельским и Благовещенским соборами. В его состав входили также Иконный приказ, приказы Золотых и Серебряных дел. Богдан Матвеевич Хитрово не только способствовал превращению Оружейной палаты в один из лучших музеев России, но и сам выступил в роли одного из первых коллекционеров.

Кроме всего, Б. М. Хитрово руководил ещё и Ствольным приказом (1653 и 1659—1666).; в 1663 году он получил под своё начальство Приказ Большого Дворца; 1 сентября 1667 года он был пожалован в бояре.

О степени влиятельности Б. М. Хитрово говорит тот факт, что когда 18 июня 1676 года венчался на царство Фёдор Алексеевич, Хитрово стоял на самом почётном «чертожном» месте (то есть позади царя) рядом с двумя особо ближними боярами — Никитой Ивановичем Одоевским и Юрием Алексеевичем Долгоруковым.

Богдан Матвеевич Хитрово умер в марте 1680 года и был похоронен в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря, куда он неоднократно делал богатые пожертвования.

Земельные владения

Государственной земли у Б. М. Хитрово было до 900 четей (450 гектаров); кроме, принадлежавшего ему с 1648 года, села Успенское под Царёво-Санчурском (вотчины, полученной за основание Симбирска), в 1657 году он приобрёл село Братцево; в качестве приданого за 2-й женой, Марией Ивановной (Львовой), он получил в 1671 году подмосковное село Тарычёво, к которому 3 августа 1676 года царским указом ему были дарованы близлежавшие деревни Прудищи, Тимохово и две трети сельца Новое, образовавшие Большую Тарычевскую вотчину, которая ныне частично вошла в состав Москвы (район Бирюлёво).

Кроме этого, с 1676 года он владел подмосковным селом Ознобишино.

Хитрово был также одним из щедрых вкладчиков Донского монастыря в Москве.

Семья

Б. М. Хитрово был женат дважды:

Напишите отзыв о статье "Хитрово, Богдан Матвеевич"

Примечания

  1. См.: [simcult.ru/index.php/2012-11-05-12-27-46/mus-2/201-pamyatnik-bogdanu-khitrovo Памятник Богдану Хитрово] // Симбирская-Ульяновская энциклопедия культуры и искусства.

Литература

  • Архимандрит Леонид (Кавелин). Ближний Боярин, Дворецкой и Оружейничий Богдан Матвеевич Хитрово, второй ктитор Троицкого Лютикова монастыря // Калужские Епархиальные Ведомости. Прибавления. — 1862. — С. 313—323.
  • Матвеев А. М., Горчаков Д. А. Строитель Симбирска, боярин Богдан Матвеевич Хитрово. — Симбирск, 1898.
  • Мартынов П. Л. Боярин Богдан Матвеевич Хитрово синбирский помещик. — Симбирск, 1901.
  • Трутовский В. К. Боярин и оружейничий Богдан Матвеевич Хитрово и Московская Оружейная палата // Старые годы. — 1909. — Июль-сентябрь. — С. 358—381.
  • Никольский В. А. Боярин Хитрово // Среди коллекционеров. — 1922. — № 10. — С. 15-22.
  • Безсонов П. В. Портрет оружейничего Богдана Хитрово // Калужский краеведческий сборник. — Вып. 1. — Калуга, 1930. — С. 67-73.
  • Аренкова Ю. И., Мехова Г. И. Донской монастырь. — М.: Искусство, 1970. — 160 с.
  • Блохинцев А. Н. К 300-летию со дня смерти Б. М. Хитрово [рукопись]. — 1980. — 17 с. // Краеведческий отдел Ульяновской областной научной библиотеки.
  • Селезнёва И. А. Российский государственный деятель XVII в. Б. М. Хитрово // Вопросы истории. — 1987. — № 1. — C. 78-87.
  • Гуркин В. А. Наследие Богдана Хитрово // Памятники Отечества. — 1998. — № 41. — С. 36-44.
  • Гуркин В. А. Оружейничий // Московский журнал. — 1999. — № 4. — С. 46-48.
  • Гуркин В. А. [www.simbir-archeo.narod.ru/Russian/17vek/simbir.line/Hitrovo.htm Оружейничий Богдан Хитрово] // Сайт «Древности Симбирского края».
  • Богатырёв А. А. Богдан Матвеевич Хитрово (1615—1680) // Московский журнал. — 2013. — № 4. — С. 2—11. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868—7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868—7110].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хитрово, Богдан Матвеевич

Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.