Хитров, Станислав Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Станислав Николаевич Хитров
Профессия:

актёр

Карьера:

1958—1984

Станисла́в Никола́евич Хитро́в (22 июля 1936 — 24 мая 1985) — советский актёр театра и кино.



Биография

Родился 22 июля 1936 года в Москве. В 1959 году с отличием окончил ВГИК (мастерская Владимира Белокурова). К этому времени он уже сыграл в двух своих первых фильмах. Первая главная роль в кино состоялась в фильме Евгения Карелова «Яша Топорков».

Всенародную популярность актёр снискал, сыграв роль второго плана в комедии Юрия Чулюкина «Девчата». Его героем стал весёлый парень Филя Егоров.

В дальнейшем Станислав Хитров работал в Театре-студии киноактёра и регулярно снимался в кино. Играл как положительных так и отрицательных персонажей, которые своим обаянием неизменно вызывали симпатию у зрителя.

Будучи на пике популярности, актёр всё чаще стал употреблять спиртное, что, конечно, тут же сказалось на его карьере. Ранее снимаясь в двух-трёх фильмах за год, во второй половине 1970-х годов он практически выпал из кинематографа на несколько лет. Последняя его роль состоялась в телефильме Михаила Швейцера «Мёртвые души».

С переломом ноги попал в больницу, был положен в коридоре, на сквозняке.

24 мая 1985 года Станислав Хитров скончался в одной из московских больниц с диагнозом пневмония. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище (участок № 16), рядом со своими родственниками.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Хитров, Станислав Николаевич"

Ссылки

  • [ruskino.ru/art/1234 Станислав Хитров]
  • [www.rusactors.ru/h/hitrov/index.shtml Хитров Станислав Николаевич]

Отрывок, характеризующий Хитров, Станислав Николаевич

Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!