Хласек, Якоб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Якоб Хласек
Место проживания Монте-Карло, Монако
Место рождения Прага, ЧССР
Рост 188 см
Вес 78 кг
Начало карьеры 1982
Завершение карьеры 1996
Рабочая рука правая
Призовые, долл. 5 895 293
Одиночный разряд
Матчей в/п 434—331
Титулов 5
Наивысшая позиция 7 (17 апреля 1989)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 3-й круг (1984, 1985)
Франция 1/4 финала (1991)
Уимблдон 4-й круг (1987, 1996)
США 4-й круг (1988, 1996)
Парный разряд
Матчей в/п 367—272
Титулов 20
Наивысшая позиция 4 (13 ноября 1989)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (1996)
Франция победа (1992)
Уимблдон 1/2 финала (1986, 1992)
США 1/2 финала (1996)
Завершил выступления

Я́коб Хла́сек (чеш. Jakob Hlasek; р. 12 ноября 1964, Прага, ЧССР) — швейцарский профессиональный теннисист чешского происхождения.





Спортивная карьера

Начало карьеры

Якоб Хласек (Гласек) родился в Праге в 1964 году. В 1968 году его семья переехала в Швейцарию. В детстве Якоб увлекался хоккеем и в 12 лет даже выступал за юниорскую сборную Швейцарии, но после переломов руки и ноги его отец настоял на том, чтобы он выбрал менее опасный вид спорта. В 15 лет Якоб начал заниматься теннисом, а в 1982 году уже выиграл со сборной Швейцарии молодёжный чемпионат Европы[1]. В октябре того же года его пригласили в национальную сборную, игравшую в финале Европейской зоны Кубка Дэвиса против ирландцев, но свой дебютный матч он проиграл. В 1982 году он также принял участие в своих первых профессиональных теннисных турнирах.

В феврале 1983 года в Кадуне (Нигерия) Хласек победил на своём первом турнире класса ATP Challenger в паре с американцем Майком Барром. В июле 1984 года он вышел в полуфинал турнира Гран-при в Кицбюэле в парном разряде и впервые вошёл в сотню сильнейших в рейтинге АТР. В августе он принял участие в показательном теннисном турнире Олимпиады в Лос-Анджелесе, где дошёл до четвертьфинала, а месяц спустя в Тель-Авиве в паре с британцем Доудсвеллом вышел в свой первый финал турнира Гран-при. В ноябре в Хельсинки он выиграл свой первый «челленджер» в одиночном разряде и также вошёл в первую сотню рейтинга.

В 1985 году Хласек выиграл свой первый турнир Гран-при. Это произошло в Тулузе, где он выступал в паре с чилийцем Рикардо Акуньей. За год он ещё по разу сыграл в финалах турниров Гран-при в одиночном разряде и в парах и закончил сезон в числе пятидесяти сильнейших в обоих разрядах. В следующие два года он выиграл ещё по одному турниру в парном разряде, а в 1986 году добрался до полуфинала на Уимблдонском турнире с чехом Павелом Сложилом, но в одиночном только один раз дошёл до финала. Тем не менее за счёт стабильной игры и многочисленных выходов в четверть- и полуфиналы турниров Гран-при он не только сохранил место в сотне, но и дошёл к октябрю 1986 года до 24 места в рейтинге. На эту позицию он несколько раз возвращался за следующий год. За два года он трижды побеждал игроков из первой десятки, в том числе в Лондоне в ноябре 1986 года — Стефана Эдберга, на тот момент четвёртого в мире. В 1987 году он помог сборной Швейцарии выиграть Европейскую зону Кубка Дэвиса, одержав семь побед из восьми возможных в одиночном и парном разряде в матчах с теннисистами Бельгии, Болгарии и СССР.

Пик карьеры

1988 год начался для Хласека с тяжёлой травмы: в январе в автомобильной аварии он сломал запястье и три ребра и на четыре месяца выбыл из соревнований[1]. Он вернулся на корт в мае, к играм сборной Швейцарии в командном Кубке мира, где выиграл все три своих матча в одиночном разряде, в том числе и у десятой ракетки мира Тима Майотта, но в парах вроиграл две встречи из трёх и не сумел выйти со сборной в финал. В июле он дошёл до финала в одиночном разряде в Гштаде, а в следующем месяце до полуфинала Открытого чемпионата Канады в Торонто в парах и четвёртого круга Открытого чемпионата США в одиночном разряде. На Олимпиаде в Сеуле он выступил достаточно неудачно, в одиночном разряде проиграв в третьем круге Эдбергу, а в паре с легендарным мастером парной игры Хайнцем Гюнтхардтом — и вовсе во втором круге. Однако в последние месяцы года ему удался настоящий рывок: с начала октября по конец ноября он четыре раза играл в финалах турниров в одиночном разряде и два из них, в Лондоне и Йоханнесбурге выиграл, поднявшись с 29 места в рейтинге на девятое и в последний момент обеспечив себе участие в турнире Мастерс — итоговом турнире года. Там он продолжил свой сенсационный победный марш на групповом этапе, победив Андре Агасси, Ивана Лендла и, во второй раз за год, Олимпийского вице-чемпиона Майотта, и лишь в полуфинале уступил Борису Беккеру. Победа над Лендлом стала третьей за год победой над бывшей первой ракеткой мира — ранее были повержены Джимми Коннорс и Джон Макинрой. Год Хласек закончил на восьмом месте в рейтинге и более чем с миллионом долларов призовых[1].

Начало следующего сезона было прямым продолжением серии удачных выступлений Хласека. Он выиграл турнир в Роттердаме и дошёл до финала в Лионе в одиночном разряде, поднявшись на седьмую строчку в рейтинге. В парах за первые три месяца года он выиграл три турнира, включая Индиан-Уэллс и Майами, где участвовали сильнейшие пары мира, и ещё раз побывал в финале, причём сделал это с тремя разными партнёрами. К началу Уимблдонского турнира он вошёл в число десяти лучших игроков мира в парном разряде. Однако вторая половина года сложилась менее удачно, с июля по октябрь Хласек не выступал, пропустив в том числе и Открытый чемпионат США, и в одиночном разряде выбыл из числа сильнейших. В парах ему удался мощный финиш: после победы в Лондоне и финала в Париже он поднялся до четвёртого места в рейтинге, но в связи с тем, что своих успехов он добивался с разными партнёрами, для него не нашлось места в турнире Мастерс.

В 1990 году, в отличие от предыдущего сезона, Хласек в основном выступал с постоянным партнёром, Ги Форже. За сезон они выиграли четыре турнира только что образованного АТР-тура, в том числе и Открытый чемпионат Стокгольма, относящийся к его высшей категории, а также дошли до четвертьфинала Открытого чемпионата США и обеспечили себе право на участие в итоговом турнире года, теперь называвшемся чемпионатом мира АТР. Там они выиграли все пять своих матчей, в том числе в группе у первой пары мира, южноафриканцев Дани Виссера и Питера Олдрича. В одиночном разряде Хласек второй раз в карьере выиграл турнир в Лондоне, доведя число своих титулов в этом разряде до четырёх, но в остальном выступал не слишком удачно и закончил год на 30-м месте в рейтинге.

За 1991 год Хласек трижды доходил до финала турниров в парном разряде и один из них, в Базеле с Патриком Макинроем, выиграл. Интересно, что в финале им противостояли старший брат Патрика Джон и экс-соотечественник Хласека чех Петр Корда. Достаточно успешным оказался для Хласека год в одиночном разряде: он выиграл свой пятый турнир (тоже в Базеле), дошёл до финала на Кубке Кремля в Москве, но главное — показал лучший в карьере результат на турнирах Большого шлема в одиночном разряде, выйдя в четвертьфинал на Открытом чемпионате Франции, обеспечив себе участие в Кубке Большого шлема, финальном турнире года по версии ITF. Там он в первом круге победил Джимми Коннорса, но в четвертьфинале его остановил Лендл.

Основные успехи следующего года были связаны у Хласека с выступлениями в парном разряде. С соотечественником Марком Россе он выиграл три турнира, включая Открытый чемпионат Франции — единственная победа в турнире Большого шлема в его карьере — и Открытый чемпионат Италии, второй по престижности грунтовый турнир в мире. На Олимпийских играх в Барселоне они с Россе (который стал чемпионом в одиночном разряде) дошли до четвертьфинала. Это позволило Хласеку во второй раз в карьере закончить сезон в десятке сильнейших теннисистов в парном разряде. В одиночном разряде наиболее значительными его достижениями были полуфиналы турниров высшего разряда в Майами и в Париже, где он победил во втором круге десятую ракетку мира Уэйна Феррейру. Всего же за год он четыре раза побеждал соперников из первой десятки рейтинга, лучшим из которых был Пит Сампрас, на тот момент четвёртый в мире. Помимо этих успехов, он удачно выступал в командных турнирах: начав год с победы в паре с Мануэлой Малеевой-Франьер в престижном выставочном Кубке Хопмана, к концу сезона он привёл сборную Швейцарии к финалу Мировой группы Кубка Дэвиса, выиграв до финала восемь из девяти своих матчей. В финале, однако, он не смог противостоять соперникам из сборной США.

Завершение карьеры

После успешного 1992 года в игре Хласека наступил спад. За весь следующий год он лишь дважды побывал в полуфиналах турниров в одночном разряде, что оказалось достаточным для сохранения места в сотне, а в парах он выиграл за сезон только восемь матчей, проиграв 25, при том, что с ним играли такие ведущие мастера парной игры, как Серхио Касаль и Патрик Макинрой, а также Россе, с которым они год назад выиграли Открытый чемпионат Франции, Беккер и Эдберг. В итоге за год он опустился с восьмого места до 180-го.

В 1994 году игра у Хласека пошла лучше, он за год трижды дошёл до финала в парном разряде и один раз, в Лионе с Евгением Кафельниковым, выиграл. Кроме того, уже в феврале, занимая только 177-е место в рейтинге, он в паре с Джимом Курье сумел на турнире в Филадельфии нанести поражение первой паре мира — Байрону Блэку и Джонатану Старку. В итоге к концу года он вернулся в число пятидесяти сильнейших теннисистов в парном разряде, сохранив место в сотне в одиночном. На следующий год он два раза сыграл в финале турниров в одиночном разряде и трижды в парном (второй год подряд победив с Кафельниковым в Лионе). Трижды за сезон он добивался побед над соперниками из первой десятки в одиночном разряде: Россе, Гораном Иванишевичем и Томасом Энквистом, а с Патриком Макинроем и Ги Форже дважды нанёс поражение третьей паре мира — Патрику Гэлбрайту и Гранту Коннеллу. С тремя разными партнёрами он дошёл до высоких этапов на Открытых чемпионатах Австралии (четвертьфинал) и Франции (полуфинал) и на Уимблдонском турнире (четвертьфинал) и закончил сезон в Top-50 как в одиночном, так и в парном разряде.

Лучшими достижениями 1996 года в одиночном разряде стали для Хласека выходы в четвёртый круг Уимблдона и Открытого чемпионата США. В паре же он возобновил сотрудничество с партнёром по победному 1992 году, Ги Форже, и вместе с ним трижды выходил в финал турниров, в том числе на Открытом чемпионате Франции (победив по пути лучшую пару мира, Тодда Вудбриджа и Марка Вудфорда и Открытом чемпионате Германии. Почти столь же успешно они выступили и на других турнирах Большого шлема, пробившись в полуфинал в Австралии и США и четвертьфинал на Уимблдоне. В составе команды Швейцарии он также завоевал Кубок мира, добившись этого успеха с седьмой попытки. В этом году он принёс команде по три победы в четырёх матчах как в одиночном, так и в парном разряде, где с ним выступал Россе. После Открытого чемпионата США Хласек поднялся в рейтинге в парном разряде до шестого места, но в итоговом турнире года участия на принял. В ноябре Хласек, которому в эти дни исполнялось 32 года, объявил об уходе из тенниса[2].

Место в рейтинге в конце сезона

Разряд 1983 1984 1985 1986 1987 1988 1989 1990 1991 1992 1993 1994 1995 1996
Одиночный 179 91 33 32 23 8 30 17 20 36 71 70 35 74
Парный 180 107 47 39 35 47 5 12 39 8 180 49 24 9

Участие в финалах турниров за карьеру

Легенда
Большой шлем (2)
Чемпионат мира АТР (1)
АТР Championship Series, Single Week (3)
ATP Championship Series (6)
ATP World (15)
Гран-при (22)

Одиночный разряд (14)

Победы (5)

Дата Турнир Покрытие Соперник в финале Счёт в финале
1. 14 ноя 1988 Benson & Hedges Championships, Лондон, Великобритания Ковёр Йонас Свенссон 6-7(4), 3-6, 6-4, 6-0, 7-5
2. 21 ноя 1988 Открытый чемпионат ЮАР, Йоханнесбург Хард (i) Кристо ван Ренсбург 6-7, 6-4, 6-1, 7-6
3. 13 фев 1989 ABN World Tennis Tournament, Роттердам, Нидерланды Ковёр Андерс Яррид 6-1, 7-5
4. 12 ноя 1990 Diet Pepsi Championships, Лондон (2) Ковёр Майкл Чанг 7-6(7), 6-3
5. 30 сен 1991 Swiss Indoors, Базель Хард (i) Джон Макинрой 7-6(4), 6-0, 6-3

Поражения (9)

Дата Турнир Покрытие Соперник в финале Счёт в финале
1. 25 мар 1985 ABN World Tennis Tournament, Роттердам, Нидерланды Ковёр Милослав Мечирж 1-6, 2-6
2. 4 авг 1986 Открытый чемпионат Нидерландов по теннису, Хилверсюм Грунт Томас Мустер 1-6, 3-6, 3-6
3. 11 июл 1988 Открытый чемпионат Швейцарии, Гштад Грунт Даррен Кэхилл 3-6, 4-6, 6-7(2)
4. 10 окт 1988 Swiss Indoors, Базель Хард (i) Стефан Эдберг 5-7, 3-6, 6-3, 2-6
5. 28 ноя 1988 Брюссель, Бельгия Ковёр Анри Леконт 6-7(3), 6-7(6), 4-6
6. 27 фев 1989 Grand Prix de Tennis de Lyon, Франция Ковёр Джон Макинрой 3-6, 6-7(3)
7. 11 ноя 1991 Кубок Кремля, Москва, Россия Ковёр Андрей Черкасов 6-7(2), 6-3, 6-7(5)
8. 17 июл 1995 Открытый чемпионат Швейцарии, Гштад (2) Грунт Евгений Кафельников 3-6, 4-6, 6-3, 3-6
9. 18 сен 1995 Grand Prix Passing Shot, Бордо, Франция Хард Яхья Думбия 4-6, 4-6

Парный разряд (35)

Победы (20)

Дата Турнир Покрытие Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
1. 14 окт 1985 Тулуза, Франция Хард (i) Рикардо Акунья Павел Сложил
Томаш Шмид
3-6, 6-2, 9-7
2. 21 апр 1986 Открытый чемпионат Ниццы, Франция Грунт Павел Сложил Гэри Доннелли
Колин Доудсвелл
6-3, 4-6, 11-9
3. 9 ноя 1987 Paris Open, Франция Ковёр Клаудио Медзадри Скотт Дэвис
Дэвид Пейт
7-6, 6-2
4. 10 окт 1988 Swiss Indoors, Базель Хард (i) Томаш Шмид Джереми Бейтс
Петер Лундгрен
6-3, 6-1
5. 20 фев 1989 Stella Artois Indoor, Милан, Италия Ковёр Джон Макинрой Хайнц Гюнтхардт
Балаж Тароци
6-3, 6-4
6. 20 мар 1989 Newsweek Champions Cup, Индиан-Уэллс, США Хард Борис Беккер Кевин Каррен
Дэвид Пейт
7-6, 7-5
7. 3 апр 1989 Lipton International, Майами, США Хард Андерс Яррид Джим Грэбб
Патрик Макинрой
6-3 отказ
8. 13 ноя 1989 Benson & Hedges Championships, Лондон, Великобритания Ковёр Джон Макинрой Джереми Бейтс
Кевин Каррен
6-1, 7-6
9. 26 фев 1990 Eurocard Open, Штутгарт, Германия Ковёр Ги Форже Микаэль Мортенсен
Том Нейссен
6-3, 6-2
10. 18 июн 1990 Rosmalen Grass Court Championships, Нидерланды Трава Михаэль Штих Джим Грэбб
Патрик Макинрой
7-6, 6-3
11. 27 авг 1990 Лонг-Айленд, Нью-Йорк, США Хард Ги Форже Удо Риглевски
Михаэль Штих
2-6, 6-3, 6-4
12. 15 окт 1990 Seiko Super Tennis, Токио, Япония Ковёр Ги Форже Скотт Дэвис
Дэвид Пейт
7-6, 7-5
13. 29 окт 1990 Открытый чемпионат Стокгольма, Швеция Ковёр Ги Форже Джон Фицджеральд
Андерс Яррид
6-4, 6-2
14. 25 ноя 1990 Чемпионат мира ATP, Санкчуари-Коув Хард Ги Форже Серхио Касаль
Эмилио Санчес
6-4, 7-6, 5-7, 6-4
15. 30 сен 1991 Swiss Indoors, Базель Хард (i) Патрик Макинрой Петр Корда
Джон Макинрой
3-6, 7-6, 7-6
16. 18 мая 1992 Открытый чемпионат Италии, Рим Грунт Марк Россе Марк Кратцман
Уэйн Феррейра
6-4, 3-6, 6-1
17. 8 июн 1992 Открытый чемпионат Франции, Париж Грунт Марк Россе Дэвид Адамс
Андрей Ольховский
7-6, 6-7, 7-5
18. 26 окт 1992 Grand Prix de Tennis de Lyon, Франция Ковёр Марк Россе Нил Брод
Стефан Крюгер
6-1, 6-3
19. 24 окт 1994 Grand Prix de Tennis de Lyon (2) Ковёр Евгений Кафельников Мартин Дамм
Патрик Рафтер
6-7, 7-6, 7-6
20. 23 окт 1995 Grand Prix de Tennis de Lyon (3) Ковёр Евгений Кафельников Джон-Лаффни де Ягер
Уэйн Феррейра
6-3, 6-3

Поражения (15)

Дата Турнир Покрытие Партнёр Соперники в финале Счёт в финале
1. 17 сен 1984 Открытый чемпионат Тель-Авива, Израиль Хард Колин Доудсвелл Питер Дуган
Брайан Ливайн
3-6, 4-6
2. 25 ноя 1985 Гонконг Хард Томаш Шмид Брэд Дрюэтт
Ким Уорик
3-6, 6-4, 2-6
3. 13 окт 1986 Тулуза, Франция Хард (i) Павел Сложил Милослав Мечирж
Томаш Шмид
3-6, 6-3, 4-6
4. 27 фев 1989 Grand Prix de Tennis de Lyon, Франция Ковёр Джон Макинрой Эрик Елен
Микаэль Мортенсен
2-6, 6-3, 3-6
5. 6 ноя 1989 Paris Open, Франция Ковёр Эрик Виноградски Джон Фицджеральд
Андерс Яррид
6-7, 4-6
6. 15 июл 1991 Открытый чемпионат Швейцарии, Гштад Грунт Ги Форже Дани Виссер
Гэри Мюллер
6-7, 4-6
7. 21 окт 1991 CA-Tennis Trophy, Вена, Австрия Ковёр Патрик Макинрой Гэри Мюллер
Андерс Яррид
4-6, 5-7
8. 17 фев 1992 Брюссель, Бельгия Ковёр Ги Форже Борис Беккер
Джон Макинрой
3-6, 2-6
9. 2 мая 1994 Гран-при Мадрида, Испания Грунт Жан-Филипп Флёриан Рикард Берг
Менно Остинг
3-6, 4-6
10. 25 июл 1994 Legg Mason Tennis Classic, Вашингтон, США Хард Йонас Бьоркман Патрик Гэлбрайт
Грант Коннелл
4-6, 6-4, 3-6
11. 27 мар 1995 Открытый чемпионат Санкт-Петербурга, Россия Ковёр Евгений Кафельников Мартин Дамм
Андерс Яррид
4-6, 2-6
12. 16 окт 1995 Seiko Super Tennis, Токио, Япония Ковёр Патрик Макинрой Паул Хархёйс
Якко Элтинг
6-7, 4-6
13. 4 мар 1996 Milan Indoor, Италия Ковёр Ги Форже Андреа Гауденци
Горан Иванишевич
4-6, 5-7
14. 13 мая 1996 Открытый чемпионат Германии, Гамбург Грунт Ги Форже Даниэль Нестор
Марк Ноулз
2-6, 4-6
15. 10 июн 1996 Открытый чемпионат Франции, Париж Грунт Ги Форже Даниэль Вацек
Евгений Кафельников
2-6, 3-6

Командные турниры (3)

Победы (2)

Год Турнир Команда Соперник в финале Счёт
1992 Кубок Хопмана Швейцария
М. Малеева-Франьер, Я. Хласек
Чехо-Словакия
Г. Сукова, К. Новачек
2-1
1996 Кубок мира Швейцария
М. Россе, Я. Хласек
Чехия
Д. Вацек, П. Корда, Б. Улиграх
2-1

Поражения (1)

Год Турнир Команда Соперник в финале Счёт
1992 Кубок Дэвиса Швейцария
М. Россе, Я. Хласек
США
А. Агасси, Д. Курье, Д. Макинрой, П. Сампрас
1-3

Статистика участия в центральных турнирах

Одиночный разряд

Турнир 1983 1984 1985 1986 1987 1988 1989 1990 1991 1992 1993 1994 1995 1996 Итого В/П за карьеру
Открытый чемпионат Австралии НУ - НУ 0 / 11 5-11
Открытый чемпионат Франции НУ 1/4 0 / 13 16-13
Уимблдонский турнир 0 / 14 20-14
Открытый чемпионат США НУ НУ НУ 0 / 11 15-11
Мастерс / Чемпионат мира ATP НУ НУ НУ НУ НУ 1/2 НУ НУ НУ НУ НУ НУ НУ НУ 0 / 1 3-1
Олимпийские игры - 1/4 - - - НУ 0 / 3 6-3

Парный разряд

Турнир 1983 1984 1985 1986 1987 1988 1989 1990 1991 1992 1993 1994 1995 1996 Итого В/П за карьеру
Открытый чемпионат Австралии НУ НУ - НУ 1/4 1/2 0 / 10 12-10
Открытый чемпионат Франции НУ П 1/2 Ф 1 / 13 22-12
Уимблдонский турнир 1/2 НУ НУ 1/2 1/4 1/4 0 / 12 21-12
Открытый чемпионат США НУ НУ НУ 1/4 НУ 1/2 0 / 10 11-10
Мастерс / Чемпионат мира ATP НУ НУ НУ НУ НУ НУ НУ П НУ НУ НУ НУ НУ НУ 1 / 1 5-0
Олимпийские игры - - 1/4 - НУ 0 / 2 3-2

Напишите отзыв о статье "Хласек, Якоб"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata/h025/overview Профиль на сайте ATP — личные данные]  (англ.)
  2. [www.nytimes.com/1996/11/17/sports/hlasek-retires.html Hlasek retires] (англ.), The New York Times (November 17, 1996). Проверено 22 января 2011.

Ссылки

  • [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Хласек, Якоб

Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.