Хлебные карточки

Хлебные карточки — разновидность продуктовых карточек, вводящаяся в условиях дефицита хлеба. Нормирует гарантированное дневное потребление хлебного минимума. Введение карточек на хлеб, как на наиболее дешёвый и жизненно необходимый продукт, является признаком крайнего продовольственного дефицита.

Хлебные карточки во время Ленинградской блокады

Самым известным является введение хлебных карточек во время блокады Ленинграда. Карточки были введены ещё до начала блокады, 18 июля 1941 года, норма составляла 800 граммов хлеба. 2 сентября 1941 года нормы были снижены: рабочим и инженерно-техническим работникам — по 600 граммов, служащим — по 400 граммов, детям и иждивенцам — по 300 граммов.

Всего имело место пять снижений норм, последняя — рабочим 250 граммов, всем остальным — 125 — выдавалась с 20 ноября по 25 декабря 1941 года и привела к резкому скачку смертности от голода — за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек. Вследствие этого нормы были повышены до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям города. Советский Союз отменил карточную систему первым в Европе — в декабре 1947 года.

Хлебные карточки оккупационных властей

Во время Великой Отечественной войны на оккупированных территориях СССР власти также вводили карточную систему.

Хлебные карточки во время блокады Армении

В Армении хлебные карточки вводились в период 1993—1995 года, вследствие сухопутной блокады страны. Первоначальная норма составляла 250 граммов на человека, впоследствии она была повышена до 350 граммов и полностью отменена 2 июня 1995 года.

См. также

• Карточная система

Отрывок, характеризующий Хлебные карточки

Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.