Хлебников, Константин Дмитриевич

Константин Дмитриевич Хлебников
Дата рождения	12 сентября 1822(1822-09-12)
Дата смерти	1908(1908)
Место смерти	Севастополь
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	инженерные войска
Звание	инженер-генерал
Командовал	Новогеоргиевская крепость
Сражения/войны	Крымская война, Польская кампания (1863—1864)
Награды и премии	Орден Святой Анны 3-й ст. (1851), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1854), Орден Святой Анны 2-й ст. (1855), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1859), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1863), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1871), Орден Святой Анны 1-й ст. (1873), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1881), Орден Белого орла (1888), Орден Святого Александра Невского (1891), Орден Святого Владимира 1-й ст. (1904)

Константин Дмитриевич Хлебников (1822—1908) — инженер-генерал, Келецкий губернатор, комендант Новогеоргиевской крепости, член Военного совета Российской империи.

Биография

Происходил из дворян Витебской губернии, родился 12 сентября 1822 года.

16 января 1838 года был зачислен в Главное инженерное училище, где имя его за отличные успехи в науках записано на почётную доску. По окончании курса, 8 августа 1842 года произведён в полевые инженер-прапорщики, с оставлением при училище для продолжения наук в офицерских классах. 19 августа 1843 году произведён в подпоручики и 30 августа 1844 года — в поручики с зачислением по Инженерному корпусу.

Первое десятилетие своей службы Хлебников провёл при Санкт-Петербургской, Киевской и Севастопольской инженерных командах и последовательно получил чины штабс-капитана (в 1848 году, со старшинством от 1 июля 1852 года) и капитана (9 июля 1852 года).

Во время Восточной войны состоял в распоряжении сначала командовавшего 4-м и 5-м армейскими корпусами, а потом —начальника инженеров войск этих же корпусов, находившихся в первый период кампании (1853—1854 годы) в Придунайских княжествах; участвовал в рекогносцировке Туртукая и Калафатских укреилений; при осаде Силистрии заведовал исполнением части осадных работ; в конце 1854 года устроил укрепление и переправу через Днестр у Могилева-Подольского и был командирован в Перекоп для устройства укреплений на перешейке Крымского полуострова, с 13 февраля 1855 года состоял при начальнике инженеров Южной армии для особых поручений и участвовал в защите Севастополя. За отличия награждён орденами св. Владимира 4-й степени с бантом, св. Анны 3-й степени с мечами и 2-й степени с императорской короной и мечами.

По окончании Крымской войны, 15 апреля 1856 года произведён в подполковники и переведён в Санкт-Петербургскую инженерную команду, с прикомандированием к штабу генерал-инспектора по инженерной части. В 1859 году назначен командиром Кронштадтской инженерной команды; 23 апреля 1861 года за отличие по службе произведён в полковники, а в 1862 году переведён в распоряжение начальника инженеров Царства Польского, где 11 августа 1864 года получил должность помощника начальника инженеров Варшавского военного округа.

Во время Польского восстания 1863—1864 годов находился в составе войск Варшавского гарнизона. С 25 марта 1866 года по 18 марта 1869 года занимал должность временного Келецкого губернатора, затем состоял по роду оружия без должности, а с 8 августа 1869 года, уже в чине генерал-майора (с 10 июня 1867 года, старшинство установлено с 30 августа 1867 года), назначен был состоять для особых поручений при главнокомандующем войсками Варшавского военного округа. С 26 января 1874 года числился в запасных войсках и 30 августа 1882 года произведён в генерал-лейтенанты.

14 июля 1883 года снова поступил на действительную службу и был назначен комендантом Новогеоргиевской крепости.

Членом военного совета назначен 3 мая 1893 года. В инженер-генералы произведён 14 мая 1896 года. В 1898 году участвовал по Высочайшему повелению в трудах комиссии по пересмотру положения об управлении крепостями и по обсуждению разного рода крепостных вопросов. 23 мая 1904 года избран почётным членом Николаевской инженерной академии. 3 января 1906 года уволен от службы с мундиром и пенсией.

Скончался в 1908 году в Севастополе.

Награды

Среди прочих наград Хлебников имел ордена:

• Орден Святой Анны 3-й степени (1851 год, мечи к этому ордену пожалованы в 1855 году)
• Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1854 год)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1855 год, императорская корона и мечи к этому ордену пожалованы в 1856 году)
• Орден Святого Станислава 2-й степени с императорской короной (1859 год)
• Орден Святого Владимира 3-й степени с мечами (1863 год)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1871 год)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1873 год)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1881 год)
• Орден Белого орла (1888 год)
• Орден Святого Александра Невского (30 августа 1891 года, алмазные знаки к этому ордену пожалованы 6 декабря 1899 года)
• Орден Святого Владимира 1-й степени (6 декабря 1904 года)

• Бразильский орден Розы (1865 год)
• Австрийский большой крест ордена Франца-Иосифа (1873 год)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. — М., 2009. — С. 669. — ISBN 978-5-9524-4167-5
• Пономарёв В. П., Шабанов В. М. Кавалеры Императорского ордена Святого Александра Невского, 1725—1917: биобиблиографический словарь в трёх томах. Том 3. — М., 2009. — С. 311. — ISBN 978-5-89577-145-7
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 5 апреля. — СПб., 1868. — С. 848.
• Список генералам по старшинству. Составлен по 1 сентября 1905 года. — СПб., 1905. — С. 48.
• Столетие Военного министерства. 1802—1902. Т. III, отд. IV. Затворницкий Н. М. Память о членах Военного совета. — СПб., 1907. — С. 589—590.

Отрывок, характеризующий Хлебников, Константин Дмитриевич

Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.