Хлеб и Воля (группа)
| Хлеб и Воля | |
| хлебовольцы | |
| Официальные языки: |
русский |
|---|---|
| Основание | |
|
1903 | |
Хлеб и Воля (Хлебовольцы) — группа анархистов-коммунистов, оказавшая большое влияние на революционное движение в России[1].
Содержание
История создания
Предтечей группы «Хлеб и Воля» была «Группа русских анархистов за границей», основанная 1900 г. в Женеве российскими анархистами-эмигрантами. Организация призывала к свержению самодержавия и социальной революции. Её лидерами были Мендель Дайнов, Георгий и Лидия Гогелия (Л. В. Иконникова).
В 1903 г. Супруги Гогелия в Женеве создали группу анархистов-коммунистов «Хлеб и воля». «Хлебовольцам», при поддержке П. А. Кропоткина, М. И. Гольдсмит и В. Н. Черкезова удалось в том же году организовать издание первого российского анархического печатного органа за границей — газеты «Хлеб и воля»[2][3].
В 1904 и в первые месяцы революции 1905 г. почти все анархистские группы состояли из последователей теории анархистов-коммунистов (хлебовольцев)[1].
Методы борьбы
На первом съезде в Лондоне (декабрь 1904 г.) были намечены стратегические и тактические задачи хлебовольцев в революции: «социальная революция, то есть полное уничтожение капитализма и государства и замена их анархическим коммунизмом». Началом революции должна была явиться всеобщая стачка обездоленных в городах и в деревнях. Главными методами анархистской борьбы в России должно стать «восстание и прямое нападение, как массовое, так и личное, на угнетателей и эксплуататоров».
Формой организации анархистов должно было быть «добровольное соглашение личностей в группы и групп между собою». Хлебовольцы категорически отвергли возможность сотрудничества и вхождения анархистов и другие революционные партии России, так как это противоречило бы анархическим принципам. Поэтому съезде Кропоткин впервые идею о необходимости создания в России отдельной и самостоятельной анархической партии.
На II съезде в Лондоне (17-18 сентября 1906 г.) Кропоткиным была написанна резолюция, в которой давалась оценка и раскрывался характер революции, уточнялись задачи анархистов. В резолюции выражалось резко отрицательное отношение анархистов к возможности работы в таких учреждениях, как Государственная дума и Учредительное собрание. Из всех методов революционной борьбы анархисты предпочитали немедленные и разрушительные действия масс. В резолюции «Об актах личного и коллективного протеста» (автор В. И. Федоров-Забрежнев) участники съезда подтвердили право анархистов на совершение террористических актов лишь в целях самозащиты[4]. Вместе с тем «идейные» анархисты отвергли роль террора как средства для изменения существующего строя.
Теоретические основы
Основные принципы хлебовольцев[1]:
- Всякое государство не только бесполезно, но и вредно.
- Создание антигосударственного коммунистического общества.
- Преобразование общества в духе коммунизма.
- Цели анархистов могут быть достигнуты только при помощи социальной революции, которая совершенно разрушит капитализм и государственный строй, его поддерживающий.
- Анархисты не признают никаких промежуточных этапов.
- Всеобщей забастовки в городах и деревнях, которая должна быть сигналом для политической и коммунистической революции.
- Единство анархистского движения должно быть достигнуто объединением одинаково мыслящих идейных групп, которые свободны в любой момент расстаться при наличии разногласий.
Будущее общество
После освобожденния от царизма общество хлебовольцы видели общество, созданное по модели анархо-коммунизма: союз или федерацию вольных общин (коммун), объединенных свободным договором. Личность получит неограниченные возможности для развития. Первой задачей после победы революции анархо-коммунисты считали экспроприацию всего, что служило эксплуатации. Они считали, что достигнутый максимум свободы личности приведет к максимальному экономическому расцвету общества, так как свободный труд приведет к повышению производительности. Децентрализованная промышленность, прямой продуктообмен, интеграция труда, соединение умственного и физического труда, введение производственно-технической системы обучения и аграрные реформы идеала хлебовольцев описаны описаны в книге Кропоткина "Хлеб и Воля[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Хлеб и Воля (группа)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [work-way.com/anarxizm-v-rossii/#more-7793 Анархизм в России]
- ↑ 1 2 [grachev62.narod.ru/mnpt/chapt10.htm Анархисты]Политические партии России: история и современность. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. С. 210—226 (глава Х)
- ↑ [www.kouzdra.org/page/texts/budnicky/IV-3.html Идеология и психология анархистского терроризма (начало XX века)]
- ↑ [books.google.co.il/books?id=9xu-4AAWJOEC&pg=PT58&lpg=PT58&dq=хлебовольцы&source=bl&ots=J1BFdp__XT&sig=H9Z7x6RUtNkKIuyL_ezRGnT_D3o&hl=en&sa=X&ved=0CEoQ6AEwBmoVChMItqW9tsWoxwIV5xTbCh1C_wFm#v=snippet&q=%D1%85%D0%BB%D0%B5%D0%B1%20%D0%B8%20%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%8F&f=false Русские анархисты. 1905—1917]
Отрывок, характеризующий Хлеб и Воля (группа)
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
