Хлейфауи, Абдель Рахман
Абдель Рахман Хлейфауи араб. عبد الرحمن خليفاوي | |||
| |||
---|---|---|---|
3 апреля 1971 — 21 декабря 1972 | |||
Предшественник: | Хафез Асад | ||
Преемник: | Махмуд аль-Айюби | ||
| |||
1 августа 1976 — 27 марта 1978 | |||
Предшественник: | Махмуд аль-Айюби | ||
Преемник: | Мухаммед Али аль-Халяби | ||
| |||
21 ноября 1970 — 3 апреля 1971 | |||
Вероисповедание: | Ислам | ||
Рождение: | 1930 | ||
Смерть: | 15 марта 2009 | ||
Партия: | Баас | ||
Профессия: | военный |
Абдель Рахман Хлейфауи (араб. عبد الرحمن خليفاوي, англ. Abdul Rahman Kleifawi род. 1930 год — 15 марта 2009 год) — сирийский политический деятель, премьер-министр Сирии (1971 — 1972 и 1976 — 1978).
Биография
Абдель Рахман Хлейфауи родился в 1930 году. Кадровый военный, инженер автобронетанковых войск. Занимал посты в сирийской армии и её Генеральном штабе. В 1964 — 1967 годах представитель Сирии в штабе Объединённого командования арабских стран в Каире. В 1967 году начальник автобронетанкового управления сирийской армии, с 1968 года — начальник управления офицерских кадров министерства обороны Сирии. В ноябре 1970 года назначен министром внутренних дел Сирии и членом сирийского Регионального руководства Баас. Дивизионный генерал[1].
Премьер-министр с 3 апреля 1971 года[2].
Напишите отзыв о статье "Хлейфауи, Абдель Рахман"
Примечания
Ссылки
Это заготовка статьи о главе правительства. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Это заготовка статьи о человеке из Сирии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Хлейфауи, Абдель Рахман
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.