Хлорпромазин

Хлорпромазин (Chlorpromazinum)
Химическое соединение
ИЮПАК	2-хлор-10-[3-(диметиламинопропил)]фенотиазина гидрохлорид
Брутто-формула	C17H19ClN2S
CAS	[www.nlm.nih.gov/cgi/mesh/2006/MB_cgi?term=69-09-0&rn=1 69-09-0]
PubChem	[pubchem.ncbi.nlm.nih.gov/summary/summary.cgi?cid=2726 2726]
Классификация
Фарм. группа	Нейролептики
АТХ	[www.whocc.no/atc_ddd_index/?code=N05AA01 N05AA01]
Фармакокинетика
Период полувыведения		16-30 часов
Лекарственные формы
таблетки по 10 мг (для детей); драже по 25, 50, 100 и 250 мг, 2,5 % раствор в ампулах по 1, 2, 5 и 10 мл
Способ введения
внутрь, внутримышечно, внутривенно
Торговые названия
Аминазин, Торазин

Хлорпромази́н, торговое наименование: «Аминазин», — первый синтезированный нейролептик (1950 г.), один из основных и наиболее типичных препаратов этого класса.

Аминазин входит в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов.

История

Препарат был синтезирован как производное от фенотиазина (противопаразитарное средство). Применялся для усиления действия наркоза в хирургии.

Психиатр Фрэнк Айд в декабре 1952 года первым в США начал широко применять хлорпромазин в качестве успокаивающего, исследуя его действие и побочные эффекты. Получил первое разрешение от FDA на использование хлорпромазина при шизофрении.

Хлорпромазин является прорывом в мировой психиатрии и исторически первым антипсихотиком. До настоящего дня остаётся одним из основных представителей этого класса препаратов. Несмотря на появление многочисленных новых нейролептических препаратов, он продолжает широко применяться в российской медицинской практике.

Также он послужил основой для синтеза других фенотиазинов — трифлуоперазин, промазин, флуфеназин и другие, а также нефенотиазиновых нейролептиков (галоперидол, флупентиксол), атипичных антипсихотиков (рисперидон, оланзапин, кветиапин) и антидепрессантов (флуциазин, трициклические антидепрессанты), противопаркинсонических препаратов (динезин).

В странах ЕС (Швеция, Дания и т. д.) его применение де-факто прекращено с середины девяностых годов XX века из-за высокой нейротоксичности и огромного числа побочных эффектов.

Фармакологическое действие

Основными особенностями хлорпромазина являются его антипсихотическое действие и способность влиять на эмоциональную сферу человека. При помощи хлорпромазина удаётся купировать различные виды психомоторного возбуждения, ослаблять или полностью купировать бред и галлюцинации, уменьшать или снимать страх, тревогу, напряжение у больных психозами и неврозами.

Одной из главных особенностей действия аминазина на ЦНС является относительно сильный седативный эффект. Нарастающее с увеличением дозы аминазина общее успокоение сопровождается угнетением условнорефлекторной деятельности и прежде всего двигательно-оборонительных рефлексов, уменьшением спонтанной двигательной активности и некоторым расслаблением скелетной мускулатуры; наступает состояние пониженной реактивности к эндогенным и экзогенным стимулам; сознание, однако, сохраняется. При больших дозах может развиться состояние сна.

Аминазин усиливает действие снотворных и депрессантов, анальгетиков, местноанестезирующих веществ, транквилизаторов и антигистаминных препаратов. Он угнетает различные интероцептивные рефлексы. Купирует действие ЛСД.

Действие противосудорожных средств под влиянием хлорпромазина усиливается, но в отдельных случаях хлорпромазин может вызвать судорожные явления.

Препарат оказывает сильное противорвотное действие и успокаивает икоту (см. также этаперазин).

Хлорпромазин оказывает гипотермическое действие, особенно при искусственном охлаждении организма. В отдельных случаях у больных при парентеральном введении препарата температура тела повышается, что связано с влиянием на центры терморегуляции и частично с местным раздражающим действием.

Препарат обладает также умеренными противовоспалительными свойствами, уменьшает проницаемость сосудов, понижает активность кининов и гиалуронидазы. Оказывает слабое антигистаминное действие.

Важным свойством аминазина является его блокирующее влияние на центральные адренергические и дофаминергические рецепторы. Он уменьшает или даже полностью устраняет повышение артериального давления и другие эффекты, вызываемые адреналином и адреномиметическими веществами. Гипергликемический эффект адреналина хлорпромазином не снимается. Сильно выражено центральное адренолитическое действие. Блокирующее влияние на холинорецепторы выражено относительно слабо. Препарат оказывает сильное каталептогенное действие.

Артериальное давление (систолическое и диастолическое) под влиянием хлорпромазина понижается, часто развивается тахикардия.

Особенностью действия хлорпромазина при состояниях возбуждения по сравнению с другими нейролептиками (трифлуоперазин, галоперидол и др.) является выраженный седативный эффект.

Применение

В психиатрической практике хлорпромазин применяют при различных состояниях психомоторного возбуждения у больных шизофренией (галлюцинаторно-бредовый, гебефренический, кататонический синдромы), при хронических параноидных и галлюцинаторно-параноидных состояниях, маниакальном возбуждении у больных биполярным аффективным расстройством, при психотических расстройствах у больных эпилепсией, при ажитированной депрессии у больных пресенильным, биполярным аффективным расстройством, а также при других психических заболеваниях, сопровождающихся возбуждением, страхом, бессонницей, напряжением, при острых алкогольных психозах.

Хлорпромазин можно применять как самостоятельно, так и в сочетании с другими психотропными препаратами (антидепрессантами, производными бутирофенона и др.).

В неврологической практике аминазин назначают также при заболеваниях, сопровождающихся повышением мышечного тонуса (после мозгового инсульта и др.). Иногда применяют для купирования эпилептического статуса (при неэффективности других методов лечения). Вводят его для этой цели внутривенно или внутримышечно. Следует учитывать, что у больных эпилепсией хлорпромазин может вызвать учащение припадков, однако обычно при назначении одновременно с противосудорожными препаратами он усиливает действие последних.

Эффективно использование хлорпромазина в сочетании с анальгетиками при упорных болях, в том числе при каузалгии, и со снотворными и транквилизаторами при упорной бессоннице. Однако если не понижать дозы анальгетиков и самого хлорпромазина, применяемого в сочетании с ними, то такие сочетания следует признать нерациональными, поскольку удлинение болеутоляющего эффекта сопровождается угнетением дыхательного центра и гипоксией. При сочетании снотворных и хлорпромазина наблюдается нежелательное снижение диуреза, зависящее от уменьшения обратного всасывания жидкости канальцевым аппаратом почки.

Как противорвотное средство иногда применяют хлорпромазин при рвоте беременных, болезни Меньера, в онкологической практике — при лечении хлорэтиламинами и другими химиотерапевтическими препаратами, при лучевой терапии. В клинике кожных болезней хлорпромазин может быть использован при зудящих дерматозах и других заболеваниях.

Хлорпромазин не следует использовать для лечения поведенческих и психологических симптомов деменции.

В анестезиологической практике хлорпромазином ранее широко пользовались для премедикации и потенцированного наркоза. Применение хлорпромазина в этих целях следует признать нежелательным, так как именно при потенцированном наркозе анестезиологи нередко вынуждены прибегать к введению норадреналина для повышения артериального давления: адренолитический характер действия хлорпромазина препятствует действию норадреналина.

При искусственной гипотермии хлорпромазин способствует понижению температуры тела. Обычно аминазин применяют для этой цели в сочетании с другими нейротропными препаратами (так называемые литические смеси).

Литические смеси содержат наряду с хлорпромазином противогистаминные препараты (дипразин, димедрол и др), анальгетики (промедол или др.), например: хлорпромазина 2,5 % раствора 1—2 мл, дипразина 2,5 % раствора 2 мл, промедола 2 % раствора 1 мл или хлорпромазина 2,5 % раствора 1—2 мл, димедрола 2 % раствора 2 мл, промедола 2 % раствора 2 мл. Смеси эти вводят внутримышечно или внутривенно.

В последнее время в анестезиологической практике чаще пользуются смесями, содержащими дроперидол в сочетании с анальгетиками и другими нейротропными средствами. Однако литические смеси, содержащие хлорпромазин, полностью своего значения не потеряли.

После инъекции аминазина больные должны находиться в положении лежа (1,5—2 ч). Подниматься следует медленно, без резких движений.

Особенности использования

Стерилизацию водных растворов можно производить при + 100 °C в течение 30 мин, однако их обычно не стерилизуют, так как они сами обладают бактерицидными свойствами.

Противопоказания

Противопоказан при тяжёлых депрессивных расстройствах (провоцирует и усугубляет симптомы депрессии), узкоугольной форме глаукомы, выраженной гипотензии, поражениях печени (цирроз, гепатит, гемолитическая желтуха и др.), почек (нефрит), нарушении функции кроветворных органов, микседеме, прогрессирующих системных заболеваниях головного и спинного мозга, декомпенсированных пороках сердца, тромбоэмболической болезни, а также больным в поздних стадиях бронхоэктатической болезни. Относительными противопоказаниями являются желчнокаменная, мочекаменная болезни, острый пиелит, ревматизм, ревмокардит. При язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки не следует назначать хлорпромазин внутрь (вводят внутримышечно). Не назначают хлорпромазин (а также другие фенотиазиновые препараты) лицам, находящимся в коматозном состоянии, в особенности в случаях, связанных с приёмом барбитуратов, алкоголя, наркотиков. Нельзя применять аминазин для купирования возбуждения при острых травмах мозга. Не следует назначать аминазин беременным.

Ограничения к применению

Хлорпромазин, видимо по причине его выраженного соматотропного действия, плохо переносят пациенты с неврозами и личностными расстройствами, лица пожилого возраста, соматически ослабленные, больные алкоголизмом, наркоманиями, токсикоманиями.

По возможности следует избегать применения хлорпромазина при инфекционных, соматогенных, интоксикационных, алкогольных (особенно при делирии) психозах, психотических состояниях у наркоманов, токсикоманов.

Побочные явления и осложнения

Апатия, вялость, сонливость и слабость; головокружение; изменения ЭЭГ, судорожные состояния; антихолинергические побочные эффекты (сухость во рту, запоры, затруднённое мочеиспускание, диплопия); тахикардия, аритмия, изменение ЭКГ; угнетение дыхательного центра; нарушения менструального цикла, галакторея, гинекомастия, импотенция, прибавка веса тела; реакции гиперчувствительности (агранулоцитоз, лейкопения, лейкоцитоз, гемолитическая анемия), неясные блуждающие болевые ощущения и парестезии; диспепсические и дизурические симптомы; временное снижение и повышение температуры тела; нарушения липидного обмена, сахарный диабет, ишемия миокарда, ожирение, синдром Иценко — Кушинга. Углубляет астенические, апато-абулические, депрессивные состояния, может усиливать ипохондрические состояния.

Выделяют несколько фаз действия аминазина, для которых характерны те или иные побочные действия. Первая фаза длится 10—12 часов, сопровождаясь резким учащением пульса, снижением артериального давления вплоть до ортостатического коллапса, иногда лихорадкой, насильственными движениями мышц лица и пояса верхних конечностей, диспепсическими явлениями. Вторая фаза — это фаза адаптации организма, но при длительном применении аминазина на 2—3-й неделе может развиться новая волна побочных эффектов, которые включают в себя как выраженные системные поражения, так и мало дифференцированные общие явления.

Хлорпромазин может значительно снижать артериальное давление, что нередко приводит к кратковременной потере сознания или сосудистому кол­лапсу. В связи с этим пациенты после инъекции препарата должны находиться в положении лёжа (1½—2 ч). Подниматься следует медленно, не совершая резких движений. Гипотензия может развиться и при пероральном применении хлорпромазина, в особенности у пациентов с гипертензией; хлорпромазин таким пациентам следует назначать в уменьшенных дозах.

Во время терапии аминазином необходимо постоянное медицинское наблюдение из-за возможности развития ортостатического коллапса и угнетения дыхания.

Аминазин оказывает тормозящее влияние на моторику желудочно-кишечного тракта и секрецию желудочного сока. Из-за возможности диспепсических явлений рекомендуется при назначении препарата больным с атонией кишечника и ахилией давать одновременно желудочный сок или соляную кислоту и следить за диетой и функцией желудочно-кишечного тракта.

При применении хлорпромазина относительно часто развиваются экстрапирамидные расстройства (нейролептический синдром), выражающиеся в явлениях паркинсонизма, акатизии, индифферентности, запоздалой реакции на внешние раздражители и других изменениях психики. Могут развиваться поздние дискинезии; возможно развитие злокачественного нейролептического синдрома.

У больных неврозами может развиться глубокая депрессия, на фоне которой возникают своеобразные приступы психомоторного возбуждения, иногда с суицидальными попытками. Описаны случаи эпизодического помутнения сознания с дереализацией и деперсонализацией При маниакальной фазе биполярного аффективного расстройства хлорпромазин вызывает инверсию фазы (развитие депрессии) в 40—50 % случаев.

Для уменьшения явлений депрессии могут применяться стимуляторы ЦНС (сиднокарб). Неврологические осложнения уменьшаются при понижении дозы; их можно также уменьшить или купировать одновременным назначением циклодола, тропацина или других холинолитических средств, применяемых для лечения паркинсонизма.

Безразличие, индифферентность, сопутствующие экстрапирамидным расстройствам, могут возникать уже в первые дни приёма аминазина. Пациента перестают волновать как внешние события, так и проявления болезни; одновременно наблюдаются сонливость и повышенная утомляемость.

При продолжающемся приёме аминазина психические проявления экстрапирамидного синдрома исчезают. Они могут развиться снова в более поздние сроки лечения, когда пациент получает большие дозы препарата. Тогда эти проявления нейролептического экстрапирамидного синдрома нередко осложняются подавленным настроением, депрессией; известны случаи самоубийства пациентов в этих состояниях.

При длительном (1,5—2 года) применении в больших дозах аминазина и других фенотиазинов самым тяжёлым последствием являются психические нарушения, так называемые психофармакотоксические энцефалопатии, сопрягающиеся с неврологическими расстройствами преимущественно экстрапирамидного характера. К выраженным психоорганическим изменениям относится снижение интеллекта с мнестическими нарушениями, колебаниями внимания, эмоциональной неустойчивостью и вспышками тревожного возбуждения.

Аминазин обладает сильным антихолинергическим действием. Помимо сухости во рту, запоров, задержки мочи, тахикардии, расстройств терморегуляции, это действие способно вызывать нарушения аккомодации, обострение закрытоугольной глаукомы, расстройство эякуляции, нарушения когнитивных функций: нарушения внимания, памяти, общее торможение ЦНС. Возможно развитие спутанности сознания, а также делирия, галлюцинаций.

При лечении аминазином могут наблюдаться побочные явления, связанные с его местным и резорбтивным действием. Попадание растворов аминазина под кожу, на кожу и слизистые оболочки может вызвать раздражение тканей; введение в мышцу часто сопровождается появлением болезненных инфильтратов; при введении в вену возможно повреждение эндотелия. Во избежание этих явлений растворы хлорпромазина следует разводить растворами новокаина, глюкозы, изотонического раствора натрия хлорида.

После приёма хлорпромазина возможны аллергические поражения кожи и слизистых оболочек в виде эриматозного и эриматозно-папулёзного дерматита, глосситов, конъюнктивитов, отёка Квинке. Аллергические реакции на аминазин контактного характера наблюдаются также примерно у 6—7 % медицинских работников. Через 3—4 дня после прекращения контакта с препаратом все явления исчезают, однако при возобновлении контакта возникают вновь.

При применении хлорпромазина возможна также фотосенсибилизация кожи (повышение чувствительности кожи к действию ультрафиолетового или видимого излучений). Вследствие фотосенсибилизации пациенты при длительном пребывании на солнце могут получить тяжёлые солнечные ожоги.

Известны случаи пигментации кожи (своеобразная металлически серая и голубая пигментация открытых частей лица и рук). В зарубежной литературе описаны случаи помутнения хрусталика и роговицы после длительного (многолетнего) приёма больших доз препарата (0,5—1,5 г в сутки), а также необратимой ретинопатии. Пациенты, постоянно принимающие хлорпромазин, должны наблюдаться у офтальмолога (при общей продолжительности терапии препаратом свыше 10 лет частота осмотров — 1 раз в 2 года); дозы свыше 800 мг/сут не рекомендуются.

Хлорпромазин оказывает токсическое воздействие на паренхиму печени и аллергизирующее влияние на клетки желчных ходов. В результате развивается аллергическая желтуха, в 4 % случаев со смертельным исходом. В первые годы использования хлорпромазина желтуха отмечалась у каждого двухсотого больного, в дальнейшем частота возникновения этого осложнения неожиданно снизилась до 1:1000. Желтуха возникает в течение первых 1—5 недель лечения и сопровождается такими симптомами, как общее недомогание, боль в животе, повышение температуры, тошнота, рвота и понос, напоминающие гастроэнтерит или инфекционный гепатит. Исчезновение желтухи и восстановление функций печени обычно происходит в течение нескольких недель, очень редко это явление может продлиться до 6 месяцев — 1 года. Данное осложнение часто сочетается с другими аллергическими реакциями, сочетается с периферической эозинофилией и инфильтрацией печени эозинофилами. В последующие годы, вплоть до 10 лет, возможно повторное обострение.

Кроме относительно благоприятно протекающих холестатических гепатитов, в очень редких случаях наблюдаются аминазиновые гепатиты с паренхиматозно-некротическим поражением печени и с тяжёлым течением. К поражению печени приводит тяжёлая токсико-аллергическая реакция, протекающая с высокой лихорадкой, нарушением гемодинамики. Характерны кожные проявления — от единичных мелкоточечных высыпаний до сливной генерализованной пятнисто-папулёзной сыпи, сопровождающейся зудом.

У пациентов с повышенным риском развития печёночных осложнений (например, гепатит в анамнезе) перед началом лечения хлорпромазином или другими фенотиазинами необходимо иметь данные об исходном уровне функций печени. При приёме хлорпромазина следует контролировать функцию печени и почек.

При применении хлорпромазина возможны смертельно опасные изменения крови: лейкопения, агранулоцитоз и повышение свёртываемости крови, обусловливающее развитие тромбофлебитов. Наибольшему риску развития агранулоцитоза подвержены больные женского пола в пожилом возрасте, страдающие сопутствующими системными заболеваниями. Клиническая картина этого осложнения формируется очень быстро на 6-й — 8-й неделе лечения, манифестирует в виде симптомов покраснения и изъязвлений в горле, повышения температуры. Уровень смертности при агранулоцитозе высок — около 30 %. Частота развития агранулоцитоза при приёме аминазина — 0,32 %, лейкопении — 10 %. Для предупреждения смертельно опасных осложений необходимо при приёме аминазина постоянно контролировать картину крови, включая определение индекса протромбина.

При возникновении агранулоцитоза требуется немедленная отмена препарата, его спровоцировавшего, и неотложная госпитализация пациента в стационар с созданием условий полного карантина и возможностями интенсивного лечения любого присоединяющегося инфекционного процесса.

В редких случаях приём аминазина может приводить к нефротическому синдрому, эритропении, эозинофилии, диспротеинемии, атрофии зрительного нерва, парезу кишок.

Аминазин и другие фенотиазины могут вызывать гиперпролактинемию (повышение уровня гормона пролактина в крови). При терапии фенотиазинами наблюдались показатели пролактина, у мужчин в среднем в 3,2 раза превышавшие исходный уровень, у женщин — в 3,8 раза. Гиперпролактинемия может приводить к снижению полового влечения и нарушению половой функции, аменорее, галакторее, гинекомастии, снижению или отсутствию потенции, бесплодию, развитию остеопороза, возникновению сердечно-сосудистых расстройств, увеличению массы тела, аутоиммунным нарушениям, водному и электролитному дисбалансу, риску развития рака молочной железы, сахарного диабета II типа, опухоли гипофиза. Психические проявления длительной гиперпролактинемии могут включать в себя депрессию, тревогу, раздражительность, нарушения сна, а также повышенную утомляемость, слабость, снижение памяти.

Аминазин обладает тератогенным эффектом. У новорождённых при приёме матерями высоких доз аминазина отмечался респираторный дистресс-синдром (синдром новорождённых) — заболевание преимущественно недоношенных детей, связанное с незрелостью лёгочной ткани. Отмечались у новорождённых также и неврологические симптомы (ригидность мышц, тремор, дискинезия, акатизия, слабость, затруднения кормления, недостаточная моторная зрелость), которые относят к проявлениям синдрома отмены.

При приёме аминазина женщиной в период кормления грудью у ребёнка могут наблюдаться такие проявления, как головокружение, летаргия, гинекомастия (у мальчиков), галакторея (у девочек).

Взаимодействия

Не рекомендован одновременный приём хлорпромазина с леводопой и солями лития.

Хлопромазин усиливает действие противосудорожных, снотворных препаратов, наркотиков, анальгетиков, местноанестезирующих веществ, м-холинолитиков и снижает действие сердечных гликозидов. Эстрогены усиливают нейролептическое действие препарата; антациды и циметидин снижают его всасывание.

Растворы хлорпромазина и других фенотиазиновых препаратов несовместимы с растворами, имеющими щелочную реакцию, в частности, растворами барбитуратов, карбонатов, раствором Рингера (образование осадков). Аминазин может подавлять действие амфетаминов, ЛСД.

Хлорпромазин не следует назначать больным, получающим сердечные гликозиды, так как он снижает силу действия гликозидсодержащих препаратов. Крайне нежелательно назначение хлорпромазина тем пациентам, которые наряду с сердечными гликозидами получают ртутные диуретики и глюкозу: повышая уровень фибриногена, хлорпромазин создаёт предпосылки к тромбозам, а сердечные гликозиды, ртутные диуретики и глюкоза потенцируют этот эффект.

Хранение и свойства

Белый или белый со слабым кремовым оттенком мелкокристаллический порошок. Слегка гигроскопичен, очень легко растворим в воде. Растворы имеют кислую реакцию; рН 2,5 % раствора 3,5—5,5, порошок и водные растворы темнеют под влиянием света. Хранить в защищенном от света месте.

См. также

• Хлорпромазиновые и галоперидоловые эквиваленты

Литература

• Машковский М. Д. Лекарственные средства. — 15-е изд. — М.: Новая Волна, 2005. — С. 52-53. — 1200 с. — ISBN 5-7864-0203-7.

Ссылки

• [www.nlm.nih.gov/medlineplus/druginfo/medmaster/a682040.html Chlorpromazine // MedLine Plus (service of US National Library of Medicine)]

Отрывок, характеризующий Хлорпромазин

После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.