Хмара, Григорий Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хмара Григорий Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Михайлович Хмара
Дата рождения:

29 июля 1878(1878-07-29)

Место рождения:

Полтава

Дата смерти:

3 февраля 1970(1970-02-03) (91 год)

Место смерти:

Париж

Профессия:

актёр

Карьера:

19101970

Григорий Михайлович Хмара (Gregori или Gregory Chmara, 29 июля 1878, Полтава — 3 февраля 1970, Париж) — русский, немецкий, французский актер.





Биография

Родился в Полтаве. По окончании школы уехал в Киев, брал частные уроки актерского мастерства[1]. В 1910 году Григорий Хмара был принят в Московский Художественный театр (отобран в числе пятерых из 500 экзаменовавшихся — вместе с Софьей Гиацинтовой, Алексеем Диким, Фаиной Шевченко и Лидией Дейкун)[2]. Среди ролей Хмары в МХТ — боцман, а также отец Сольвейг в «Пер Гюнте», слуга Варвары Петровны в «Николае Ставрогине», писатель Федорович в «Мысли», председатель в «Пире во время чумы». По словам Серафимы Бирман он был признан как «актер удивительного сценического обаяния», Софья Гиацинтова отзывалась о нем: «чудесно талантливый, то что называется герой»[3].

Параллельно с работой в МХТ в 1912 году он вошел в состав актёров только что образованной Первой студии Художественного театра. Здесь Григорий Хмара получал центральные роли и вошел в группу самых ярких артистов Студии, таких, как Евгений Вахтангов, Михаил Чехов и Борис Сушкевич. Среди его острохарактерных студийных ролей — озлобленный матрос Герд в «Гибели “Надежды”», не умеющий прощать старик Шольц в «Празднике мира», утративший веру пастор в «Росмерсхольме»[4].

«Г. М. Хмара умел на сцене передать остроту мысли и мрак глубокого чувства. Гердт в «Гибели Надежды», О’Нэйль в «Потопе», Росмер — несли глубокие и скрытные ощущения, которые только изредка прорывались наружу. Это был актер глубокого и сосредоточенного пессимизма»

П. А. Марков. Первая студия… (1925)[5].

Самой запомнившейся у русской публики работой Григория Хмара стала роль Джона Пирибингля из популярнейшего спектакля Студии — «Сверчка на печи», поставленного в конце 1914 года (и в следующем году вышедшего на экраны в короткометражной киноверсии).

«Сверчок», раз сыгранный и возбудивший громадный, неутолимый интерес к себе, уже не выбывал из студийского репертуара и был в нем доминирующим; до лета 1918 г. был сыгран 286 раз. Конечно, афиша исполнителей частично менялась. Только Джоном Пирибинглем всегда был Хмара»

Эфрос Н. Е.. «Сверчок на печи» (1918) [6].

В планы Первой студии входил «Король Лир» с Хмарой в главной роли, но после того, как Григорий Михайлович решился на эмиграцию, ему на замену был приглашен И. Н. Певцов[4].

В 1915 году дебютировал в кино в фильмах Б. М. Сушкевича и А. Уральского «Сверчок на печи» и В. Туржанского «Великий Магараз». До своего отъезда за рубеж (1922)[1] снялся почти в двадцати фильмах. Столь же успешно продолжил сниматься в Германии, сыграв заглавную роль в фильме Роберта Вине «Раскольников» (Raskolnikow, 1923). В 1923 году женился на датской актрисе и звезде немецкого кино Асте Нильсен, в дуэте с которой снялся в ряде фильмов, в частности исполнил роль Христа в фильме Вине «Иисус Назаретянин, Царь Иудейский» (I.N.R.I., 1923).

В 1926 году поставил спектакль «Дама с камелиями» с Астой Нильсен в главной роли и гастролировал с ним в Германии и США. В 1930 году они расстались. Хмара попытался вернуться в советскую Россию, но получил отказ. С 1932 года вместе с Верой Соловьевой, Марией Крыжановской и Андреем Жилинским он работал в парижской труппе М. Чехова «Moscow Art Players»[4]. Тогда же он поселился во Франции, много работал в парижских театрах миниатюр, студиях, в том числе и собственной. В 1933 входил в организационный комитет по созданию Дома артистов в Париже[1]. В 1937 году поставил в Русском театре спектакль по пьесе Романа Гуля «Азеф», сыграв в нём роль Бориса Савинкова[7]. Одна из его поздних удач на сцене — трагически буффонный Шейлок в «Венецианском купце»[4], которого он поставил в театре «Noctambules» (1953)[1]. В 1956–1960 годах Григорий Хмара — режиссёр Нового карманного театра, поставил спектакль по рассказам А. П. Чехова, пьесы А. Стриндберга «Возвращается ветер на круги своя» и «Кредиторы», спектакль по роману Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорблённые», пьесу П. Арнольда «Линия крови»[1].

С 1946 года снова регулярно снимался в кино. Последнюю роль сыграл в телефильме «Преступление и наказание» (Crime et châtiment, 1971).

Автор воспоминаний, опубликованых в журналах «Иллюстрированная Россия» (1939), «Русские записки» (1938), «Новоселье» (1946, 1947)[1].

Во втором браке женат на актрисе Елизавете Кедровой (1909—2000), в третьем браке — на балерине Александре Балашовой (1887—1979), в четвертом браке — на журналистке и кинокритике Вере Вольман (1912—1995)[1].

Умер 3 февраля 1970 года в Париже, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа[1]. Во Франции издана книга его вдовы Веры Вольман, «Григорий Хмара — экспрессивный человек»[4].

Роли в Первой студии МХТ

Фильмография

В России

В Германии

В Польше

Во Франции

Напишите отзыв о статье "Хмара, Григорий Михайлович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Российское зарубежье во Франции. — т. 3, 2008—2010.
  2. МХАТ Второй, 2010, с. 358.
  3. МХАТ Второй, 2010, с. 531.
  4. 1 2 3 4 5 МХАТ Второй, 2010, с. 532.
  5. П. А. Марков. Первая студия. Сулержицкий — Вахтангов — Чехов. 1913 — 1922 // Московский Художественный театр Второй / Редакц. и предисл. А. М. Бродского. — М., 1925. — с. 169.
  6. Эфрос, 1918, с. 36.
  7. [www.dk1868.ru/history/gul2_2.htm Пресса и предательства]

Литература

  • Эфрос Н. Е. «Сверчок на печи». Инсценированный рассказ Ч. Диккенса. Студия Московского Художественного театра. — Петербург, издание А. Э. Когана, 1918. — 86 с.
  • МХАТ Второй: Опыт восстановления биографии (под ред. И. Н. Соловьевой, А. М. Смелянского, О. В. Егошиной). — М., «Московский Художественный театр», 2010. — 956 с.
  • Российское зарубежье во Франции. 1919—2000 / Биографический словарь в 3 т. / под. общ. ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. — М., Наука: Дом-музей Марины Цветаевой, 2008—2010.
  • Вишневский Вен. Художественные фильмы дореволюционной России. Фильмографическое описание. М.: Госкиноиздат, 1945.
  • Jörg Schöning (Red.): Fantaisies russes. Russische Filmemacher in Berlin und Paris 1920-1930. edition text + kritik, München 1995.

Ссылки

  • [www.dommuseum.ru Биография Г. М. Хмары из книги «Российское зарубежье во Франции» на сайте Дома-музей Марины Цветаевой]

Отрывок, характеризующий Хмара, Григорий Михайлович

Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.