Хмеленский, Йозеф Красослав

Йозеф Красослав Хмеленский (чеш. Josef Krasoslav Chmelenský, род. 7 августа 1800 г. Баворов — ум. 2 января 1839 г. Прага) — чешский поэт, либреттист, литературный критик и просветитель.

Жизнь и творчество

Й. К. Хмеленский родился в семье кантора и получил музыкальное образование, что оказало влияние на всё его последующее и литературное творчество. После окончания гимназии Хмеленский изучает в Праге философию и затем, с 1828 по 1837 год, и с 1838-го служит при Государственном суде.

Й. К. Хмеленский был последователем Йозефа Юнгмана и близким другом Ф. Л. Челаковского. Своё призвание он видел в работе литературного, музыкального и театрального критика и рецензента; Хмеленский сочиняет музыку и стихи к песням для хора, среди них и такие, которые впоследствии стали народными песнями. Особенно успешным он был в создании оперных либретто: поэт переводит на чешский язык «Волшебную флейту» Вольфганга Амадея Моцарта, пишет либретто к операм Франтишека Шкроупа Der Drahtbinder, Oldrich und Božena и Libussas Hochzeit.

Й. К. Хмеленский был первым переводчиком великого польского поэта Адама Мицкевича на чешский язык.

Литература

• Vladimír Štěpánek: Josef Krasoslav Chmelenský: Z dějin obrozenecké literatury, Prag 1988

Отрывок, характеризующий Хмеленский, Йозеф Красослав

– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.