Хнумхотеп II
Поделись знанием:
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
| Хнумхотеп егип. ẖnmw-ḥtp
(«Хнум умиротворён»)<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Хнумхотепа II из его гробницы в Бени-Хасане</td></tr> | |||||
| |||||
|---|---|---|---|---|---|
| около 1895 — 1875 годов до н. э. | |||||
| Монарх: | Аменемхет II, Сенусерт II | ||||
| Предшественник: | Нетернахт | ||||
| Преемник: | Хнумхотеп IV | ||||
| Место погребения: | Бени-Хасан (гробница BH3) | ||||
| Отец: | Нехери III | ||||
| Мать: | Бакет | ||||
| Супруга: | Хети | ||||
| Дети: | Хнумхотеп III, Нахти II, Нехери, Хнумхотеп IV | ||||
Хнумхотеп II (древнеегип. (ẖnmw-ḥtp — «Хнум умиротворён») — наследный князь и номарх Менат-Хуфу, «надзиратель за Восточной пустыней», распорядитель жрецов, херихеб, «начальник Востока». Внук номарха Хнумхотепа I.
Содержание
Политическая биография
Хнумхотеп II вырос и достиг вершин своей карьеры во время правления царей Аменемхета II и Сенусерта II. Должность князя Хебену (Менат-Хуфу) Хнумхотеп II унаследовал от своего дяди по матери Нахти I на 19-м году правления Аменемхета II и занимал её в течение не менее 20-ти лет. Если взять за основу годы правления Аменемхета II в соответствии с хронологией Юргена фон Бекерата (1914—1879/76 гг. до н. э.), то можно считать, что Хнумхотеп II правил в 1895—1875 гг. до н. э.
Титулатура
Происхождение и семья
Заметив, что фараон придает большое значение рождению от дочери номарха, Хнумхотеп II женился на Хети, дочери номарха соседнего Шакальего нома, таким образом сын Хнумхотепа II получил права на Шакальий ном, в котором вскоре стал номархом[1]
| Отец | Нехери III, правитель г. Хат-Ра-шетпеб |
|---|---|
| Мать | Бакет ("Олива"), дочь номарха Хнумхотепа I |
| Супруга | Хети (Htjj), дочь номарха Кинополисского нома Хаирау |
| Дети от супруги | «Великие законные сыновья князя»: Хнумхотеп III, |
| Прочие дети | Сыновья от Тинит (Tnt), «начальницы казны» в его доме: Нехери |
Гробница
Напишите отзыв о статье "Хнумхотеп II"
Примечания
- ↑ Брестед Д., Тураев Б. История древнего Египта с. 160
Литература
- Морэ, Александр [rulibs.com/ru_zar/sci_history/more/0/j101.html Нил и египетская цивилизация].
- Edward Brovarski [www.academia.edu/5630065/The_Hare_and_Oryx_Nomes_in_the_First_Intermediate_Period_and_Early_Middle_Kingdom The Hare and Oryx Nomes in the First Intermediate Period and Early Middle Kingdom] (англ.) // Egyptian Culture and Society (cahier № 38). — Conseil Suprême des Antiquités de l'Égypte, 2010. — Vol. 1. — P. 31—85. — ISBN 978-977-479-845-6.
- James Henry Breasted. [archive.org/stream/BreastedJ.H.AncientRecordsEgyptAll5Vols1906/Breasted%2C%20J.H._Ancient%20Records%20Egypt%20all%205%20vols%20%281906%29#page/n303/mode/2up Ancient Records of Egypt]. — Chicago: The University of Chicago Press, 1906. — Vol. 1. — P. 279—289.
- Nathalie Favry L’hapax dans le corpus des titres du Moyen Empire (фр.) // Revue numérique d'Égyptologie NeHet. — Paris-Sorbonne — Université Libre de Bruxelles, 2014. — Vol. 1. — P. 71—94.
- Nathalie Favry. [books.google.ru/books?id=G2Fxp8OmShcC&pg=PR1&dq=%22S3+rnpwt+II%22&hl=ru&sa=X&ei=6i8HVYqWOsj5ywOxh4L4CA&ved=0CBwQ6AEwAA#v=onepage&q=%22S3%20rnpwt%20II%22&f=false Le nomarque sous le règne de Sésostris Ier]. — Paris: Presses de l'Université de Paris-Sorbonne (PUPS), 2004. — С. 61—63. — 431 с. — ISBN 2-84050-276-3.
- Toby Wilkinson. Lidé Starého Egypta. — Praha: Mladá Fronta, 2008. — 336 с. — ISBN 978-80-204-1819-7.
Ссылки
- [www.egyptology.ru/chrono/tablchrono.htm Egyptology.ru — хронология]
Отрывок, характеризующий Хнумхотеп II
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
