Песуэла, Хоакин де ла

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хоакин де ла Песуэла»)
Перейти к: навигация, поиск
Хоакин де ла Песуэла
Joaquín de la Pezuela<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вице-король Перу
7 июля 1816 — 29 января 1821
Монарх: Фердинанд VII
Предшественник: Хосе Фернандо де Абаскаль
Преемник: Хосе де ла Серна
 
Вероисповедание: католик
Рождение: 1761(1761)
Наваль
Смерть: 1830(1830)
Мадрид
Профессия: военный
 
Автограф:

Хоакин де ла Песуэла Гриньян и Санчес Муньос де Веласко, 1-й маркиз Вилума (исп. Joaquín de la Pezuela Griñán y Sánchez Muñoz de Velasco, primer Marqués de Viluma; 1761, Наваль — 1830, Мадрид) — испанский военный деятель, вице-король Перу в период войны за независимость.





Биография

Хоакин де ла Песуэла родился в благородной семье в испанском городе Наваль. Образование получил в артиллерийском училище в Сеговии. После окончания училища поступил на службу в испанскую армию, сражался против англичан во время осады Гибралтара, против французов в Гипускоа в 1793 и в Наварре в 1794. В 1805 году он отправился в Америку, в Верхнее Перу (ныне Боливия), чтобы возглавить армию. Из Боливии он отправился в Перу, где вице-король Хосе Фернандо Абаскаль и Соуза назначил его командовать королевской артиллерией. На этом посту он провёл ряд реформ и модернизаций, в целом реорганизовав этот род войск в Перу. В 1813 году Песуэла получил звание бригадного генерала.

Вице-король Перу

На посту вице-короля Хоакин де ла Песуэла активно защищал интересы испанской короны в Америке, подавил ряд выступлений мятежников. 19 октября 1813 года, в битве при Вилькапухио, он нанёс поражение мятежникам во главе с Мануэлем Бельграно. 14 ноября того же года он вновь победил войска Бельграно в битве при Айохуме. После этих побед он выдвинул свои войска на север Аргентины и занял город Жужуй 27 мая мая 1814 и город Сальта 25 июля 1814. Тем не менее, королевские войска во главе с Песуэлой вынуждены были отступить из Аргентины под давлением войск Мартина Мигеля де Гуэмес, при оставлении города Жужуй Песуэла потерял около 1200 солдат.

В 1815 году Песуэла сражался с войсками Хосе Рондю, и победил его битве при Сип-Сип, Рондю потерял около 2000 солдат и всю артиллерию, потери королевских войск были незначительными. Эта победа считается одной из самых успешных за всё время войн за независимость в Испанской Америке. В награду за это сражение король Испании пожаловал Песуэле титул маркиза де Вилума и присвоил ему звание генерал-лейтенанта. 15 октября 1815 года он был назначен временным вице-королём Перу, в следующем году Песуэлу назначили постоянным вице-королём Перу.

Во время его руководства вице-королевством у него значительно осложнились отношения со вторым лицом в регионе Хосе де ла Серна, поскольку Песуэла придерживался абсолютистских взглядов, а Серна — либеральных. В результате всё более осложнявшегося положения роялистских сил конфликт между двумя высшими чиновниками нарастал, и Серна принял решение уйти в отставку и попросил Песуэлу разрешить ему отплыть в Испанию.

Де ла Серна имел большую поддержку населения в столице вице-королевства Лиме. После прибытия в Лиму для отъезда в Испанию он увидел всю полноту этой поддержки. Перу находилось под угрозой вторжения войск Сан-Мартина, и было решено обратиться к Песуэле для назначения де ла Серны командующим армии и главой военного совета с присвоением ему звания генерал-лейтенанта. Вице-король в силу сложности ситуации, несмотря на личные неприязненные отношения, после некоторого колебания, был вынужден согласиться с этим назначением. Позже официальная власть в Испании признала этот переворот правомерным. Сан-Мартин высадился 8 сентября 1820 года в Писко, армия испанских войск под командование де ла Серны встала на защиту столицы.

Возвращение в Испанию

Хоакин де ла Песуэла вернулся в Испанию в 1825 году, где он был назначен генерал-капитаном Новой Кастилии. Скончался Песуэла в 1830 году в Мадриде.

Напишите отзыв о статье "Песуэла, Хоакин де ла"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Песуэла, Хоакин де ла

На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.