Хоар, Майк

Майкл Хоар
англ. Thomas Michael Hoare
Прозвище	Mad Mike (Сумасшедший Майк)
Дата рождения	7 марта 1920(1920-03-07) (104 года)
Место рождения	Дублин
Принадлежность	Вооружённые силы Великобритании, формирования Катанги (1960-1962), правительственные войска Конго (1964-1965)
Род войск	танковые войска, пехота
Звание	майор
Командовал	наёмные подразделения «Коммандо 4» (Катанга), «Коммандо 5» (Конго)
Сражения/войны	Вторая мировая война (Североафриканская кампания), Конголезские войны 1960-х, попытка переворота на Сейшельских островах (1981).

Томас Майкл Хоар (англ. Thomas Michael Hoare; 7 марта 1920), иногда транскрибируется как Майкл Хор, широко известен под прозвищем Mad Mike (Сумасшедший Майк) — британский военный, южноафриканский наёмник. Активный участник конголезских войн 1960-х. Организатор неудачной попытки государственного переворота на Сейшельских островах в 1981 году.

Служба в британской армии. Эмиграция в ЮАР

Этнический ирландец. Родился в Дублине (по другим данным — в семье поселенцев в Индии), детство провёл в Ирландии. Получил военную подготовку в Англии. Участвовал во Второй мировой войне, служил стрелком в королевских бронетанковых войсках. Воевал в Северной Африке, получил звание капитан, после войны дослужился до майора. Демобилизовавшись, обучился на бухгалтера. В 1948 эмигрировал в ЮАС. Жил в Дурбане, работал бухгалтером, возглавлял яхт-клуб. Занимался также организацией сафари.

В конголезских войнах

На службе у Чомбе

В 1960 завербовался в катангские войска Моиза Чомбе. Командовал полицейским подразделением «Коммандо 4». Отслужив срок контракта, вернулся в ЮАР. В 1964—1965 вновь служил Чомбе как премьер-министру Конго. Сформировал и возглавил подразделение «Коммандо 5» — самую боеспособную часть правительственной армии. Команда Хоара, укомплектованная в основном южноафриканскими и европейскими наёмниками, отличалась военной эффективностью, профессионализмом и дисциплиной.

Хоар сыграл важную роль в подавлении леворадикального движения «Симба». Его подразделение изматывало противника эффективными рейдами, сыграло ключевую роль в захвате ряда опорных пунктов, прежде всего Альбертвиля, фактически решив исход войны. Наёмники Майкла Хоара, Боба Денара и Жана Шрамма жёстко пресекали убийства европейцев. Они предотвратили резню более полутора тысяч белых жителей Стэнливиля.

Неоднозначная кличка

Именно тогда Майкл Хоар получил кличку Сумасшедший Майк (Бешеный Майк). Её первоначальными авторами были подавленные расовые погромщики, в отношении которых бойцы Хоара проявляли столь же неординарную жестокость. Распространили кличку пропагандистские службы ГДР, не уточнив авторство и обстоятельства её возникновения. Буквальный перевод словосочетания Mad Bloodhound, употреблённого радио ГДР в качестве характеристики Хоара, означает породу собак. Таким образом за ним закрепилось прозвище Бешеная ищейка — довольно адекватно отражавшая его деятельность по обнаружению и уничтожению «симба». В государствах «реального социализма», выступавших на стороне «симба», именно Хоар был превращён в символ наёмничества и «кровавого палачества».

После Конго

Цикл конголезской политической борьбы завершился в 1965 государственным переворотом, свержением Чомбе и приходом к власти Мобуту. Новый президент занимал правые прозападные позиции, но опирался на регулярную поддержку государств, а не на наёмную вольницу, что было характерно для Чомбе.

Летом 1966 Чомбе инициировал первый мятеж в Катанге, рассчитывая привлечь к нему Хоара. Однако выступление было быстро подавлено при активном участии Денара. Второй мятеж был поднят под руководством Жана Шрамма и Боба Денара в 1967. Восстание наёмников и жандармов охватило Катангу и перекинулось на Киву. Однако к концу года Мобуту подавил это выступление. Наёмники покинули Заир.

Майкл Хоар вернулся в ЮАР. Он предлагал свои услуги обеим сторонам нигерийской гражданской войны — правительству генерала Говона и сепаратистам Биафры — но в обоих случаях получил отказ из-за несогласования условий. На рубеже 1970—1980-х Хоар продолжал заниматься вербовочной и консультационной деятельностью, «сбивая новые стаи «гусей».

Сейшельская операция

Политическая борьба на Сейшельских островах

В 1976 году Сейшельские Острова получили независимость от Великобритании. Первоначально во главе республики стал прозападный политик Джеймс Мэнчем. Уже в 1977 в результате государственного переворота к власти пришёл «социалист Индийского океана» Франс Альбер Рене. Он установил режим «социалистической ориентации», близкий к «реальному социализму» (хотя не совпадающий в полной мере), повёл просоветскую внешнюю политику, открыл доступ на Сейшелы ВМФ СССР, установил тесные связи с северокорейским режимом. Ближайшим союзником Рене выступал левоориентированный президент Танзании Джулиус Ньерере.

В 1978 Джеймс Мэнчем связался со спецслужбами ЮАР для подготовки контрпереворота на Сейшелах. Этот план был поддержан в Пентагоне, где вызывало беспокойство появление советского флота близ стратегической американской базы Диего-Гарсия. Представители Мэнчема вышли на связь с Хоаром. После длительного перерыва «Сумасшедший Майк» вновь был привлечён к военно-политической операции по найму. Характерно, что его противниками вновь являлись левые политические силы. Решение явно принималось под впечатлением успешного переворота, совершённого Бобом Денаром в мае 1978 на Коморских островах (там был свергнут режим Али Суалиха, сходный с сейшельским правительством Рене, но более радикальный и гораздо менее эффективный).

Рейд и провал

Хоар сформировал отряд из 53 человек — бывших южноафриканских военных, бойцов родезийского спецназа и ветеранов конголезской войны. 25 ноября 1981 года группа Хоара прибыла в аэропорт на сейшельском острове Маэ. Наёмники были замаскированы под команду регбистов.

По случайности (один нетрезвый наёмник обнаружил своё оружие перед таможенным контролем) столкновение началось преждевременно и расчёт на внезапность сорвался. Отряд Хоара захватил аэропорт, но оказался блокирован сейшельскими силами безопасности и танзанийскими солдатами. Попытка прорваться на близлежащую военную базу не удалась. После нескольких часов перестрелки — причём наёмники без особого труда удерживали аэропорт — Хоару удалось захватить индийский пассажирский самолёт и отбыть обратно в ЮАР.

Семеро наёмников были захвачены сейшельцами, предстали перед судом и получили суровые приговоры, вплоть до смертной казни. Все они, однако, были помилованы и через два года депортированы в ЮАР. Хоар и 45 человек из его отряда были привлечены к ответственности за угон самолёта и осуждены на разные сроки заключения. Сам Майкл Хоар (к тому времени 62-летний) получил 10 лет тюрьмы, из которых отбыл 3, после чего освобождён досрочно.

Политические последствия

Сейшельская операция Хоара и её провал имели широкий международный резонанс. 15 декабря 1981 года Совет безопасности ООН единогласно осудил попытку переворота. Вопрос рассматривался специальной комиссией ООН, констатировавшей причастность спецслужб ЮАР. Осуждение было продублировано резолюцией СБ ООН в мае 1982. В обоих случаях имя Майкла Хоара упоминалось в документах ООН, что способствовало новому всплеску его международной известности.

Режим Рене на Сейшельских островах оказался весьма устойчивым. Он сумел не только подавить ещё несколько попыток свержения в 1980-х, но и трансформироваться после перехода к многопартийной системе и рыночной экономике в 1991 году.

В частной жизни

После освобождения в 1984 Майкл Хоар не принимал участия в военно-политических мероприятиях. Он удалился в частную жизнь, хотя не изолировался от общества. Проживал во Франции, затем вернулся в Дурбан. Он является автором ряда книг о своих приключениях. Занимался судоходством, три года вместе с семьёй путешествовал на личной яхте.

Майкл Хоар консультировал фильм The Wild Geese («Дикие гуси») о приключениях группы наёмников, в котором фигурировал как персонаж (роль Хоара исполнил Ричард Бёртон). Актёр Ян Юл реально служил в «Коммандо 5» под командованием Хоара.

Дополнительные штрихи

Анкетно-биографические данные о Майкле Хоаре весьма размыты. Разночтение существуют по дате (1919 либо 1920) и месте (Ирландия либо Индия) рождения. Источники, позиционирующиеся как исходящие от него лично, дают - Дублин, 1920.

Со своей женой Филлис Симмс-Хоар — стюардессой по профессии — Майкл Хоар познакомился в Катанге, на службе у Моиза Чомбе. Там же он познакомился с многолетним другом Джерри Пюреном, впоследствии участником сейшельского рейда.

Отслужив первый контракт у Чомбе, Хоар покинул Катангу, но вскоре вернулся, чтобы принять участие в поисках двоих пропавших без вести наёмников из своего отряда. Оба, однако, оказались погибшими.

Одним из последствий неудавшейся сейшельской операции стало для Майкла Хоара исключение из британской организации профессиональных бухгалтеров на основании осуждения по уголовной статье.

Оценки деятельности

Майкл Хоар стал одним из символов наёмничества и локальных конфликтов второй половины XX века. Противостоящая сторона формировала его образ как «платного убийцы» и «расиста-головореза». В западном обществе его репутация подрывалась проживанием в ЮАР, что трактовалось как поддержка изолированного в мире режима апартеида. Сильным ударом по репутации Хоара отозвался провал акции на Сейшелах.

В то же время противоречивая характеристика Майкла Хоара не будет полной без учёта его участия во Второй мировой войне на стороне антигитлеровской коалиции и его роли в пресечении расового террора в ходе конголезской войны.

См. также

• Боб Денар
• Жан Шрамм

Литература

• Congo Mercenary, London: Hale (1967), ISBN 0-7090-4375-9; Boulder, CO: Paladin Press (reissue 2008, with new foreword), ISBN 978-1-58160-639-3
• Congo Warriors, London: Hale (1991), ISBN 0-7090-4369-4
• The Road to Kalamata : a Congo mercenary’s personal memoir, Lexington, Mass.: Lexington Books (1989), ISBN 0-669-20716-0; Boulder, CO: Paladin Press (reissue 2008, with new foreword), ISBN 978-1-58160-641-6
• The Seychelles Affair, Bantam, ISBN 0-593-01122-8
• Three Years with Sylvia, London: Hale, ISBN 0-7091-6194-8
• Mokoro — A Cry For Help! Durban North: Partners In Publishing (2007), ISBN 978-0-620-39365-2
• Mercenary Commander, by Jerry Puren as told to Brian Pottinger.

Ссылки

• [dogsofwar.spb.ru/history.html - статья, посвящённая истории the 5th Commando, Mike Hoare, DR Congo]
• [independent-africa.ru - сайт, посвященный конфликтам в Катанге, Конго, Биафре. В стадии наполнения]
• [www.paladin-press.com/category/s?keyword=mike+hoare - Издательство Paladin Press. Здесь можно купить книги Хоара]

Отрывок, характеризующий Хоар, Майк

– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.