Хоботные

Запрос «Proboscidea» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Хоботные
Саванный слон
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Млекопитающие Подкласс:  Звери Инфракласс:  Плацентарные Надотряд:  Афротерии Отряд:  Хоботные
Международное научное название
Proboscidea Illiger, 1811
Семейства
Jozaria † Moeritheriidae † Euproboscidea Numidotheriidae † Barytheriidae † Deinotheriidae † Stegodontinae † Elephantiformes Phiomiidae † Palaeomastodontidae † Hemimastodontidae † Mammutidae † Euelephantoidea Choerolophodontidae † Amebelodontidae † Gnathabelodontidae † Gomphotheriidae † Elephantidae
Систематика на Викивидах Поиск изображений на Викискладе

Хо́ботные (лат. Proboscidea) — отряд плацентарных млекопитающих, обязаны своим названием их главному отличительному признаку — хоботу. Единственными представителями хоботных на сегодняшний день является семейство слонов (Elephantidae), и их жизненное пространство весьма ограничено. Другим, вымершим несколько тысяч лет назад, семейством являются мастодонты (Mammutidae), которых не следует путать с также вымершим родом семейства слоновых — мамонтами (Mammuthus).

Хоботные отличаются не только своим хоботом, но и уникальными видоизменёнными резцами — бивнями (2 сверху и/или снизу или без них), а также наибольшей величиной среди всех современных наземных млекопитающих. Некогда на Земле обитало множество семейств хоботных, из которых некоторые (например, мастодонты) обладали четырьмя бивнями. Бивни растут всю жизнь. Бивни в течение эволюции достигали 4 метров и имели различные формы. Когда коренные зубы, используемые в процессе питания, стачиваются, их заменяют зубы, растущие дальше во рту. После 60 лет все коренные зубы полностью стачиваются. Клыков нет.

Хоботные образования в начале едва были заметны и служили предкам хоботных, живущим в болотах, как средство дышать под водой. Позже хоботы, с их множеством мускулов, развились в тонкочувственные хватательные органы, позволявшие срывать и листья с деревьев, и травы в степях. Другой адаптацией к жизни в воде явилась толстая кожа, эффективно противостоящая внешнему давлению воды, позволяя нормально дышать. Волосяной покров редуцирован.

Хвост слабо развит. Детёныш во время передвижения держится хоботом за хвост взрослого сородича. В цирках во время представления, когда слоны шествуют колонной, они держатся за хвост впереди идущего животного.

Все виды являются исключительно растительноядными. Переваривать пищу им помогают кишечные бактерии. Пища переваривается только на 60 %. Когда хоботные переселились из болота на сушу, слонята для приобретения нужной кишечной микрофлоры стали пополнять своё меню помётом взрослых сородичей.

Отрывок, характеризующий Хоботные

– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.