Ховард, Оливер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оливер Отис Ховард
англ. Oliver Otis Howard

Портрет Оливера Ховарда в годы войны
(работа Мэтью Брэди)
Дата рождения

8 ноября 1830(1830-11-08)

Место рождения

Лидс (Мэн)

Дата смерти

26 октября 1909(1909-10-26) (78 лет)

Место смерти

Берлингтон (Вермонт)

Принадлежность

армия США
армия Союза

Годы службы

1854—1894

Звание

генерал-майор

Командовал

XI корпус
Армия Теннесси
Бюро Фридмана
Военная академия США

Сражения/войны

Гражданская война в США

Индейские войны

Награды и премии

В отставке

президент университета Ховарда

Оливер Отис Ховард (англ. Oliver Otis Howard; 8 ноября 1830 — 26 октября 1909) — кадровый офицер армии США и генерал федеральной армии во время американской гражданской войны. Как командир корпуса он известен двумя крупными поражениями — при Чанселорсвилле и Геттисберге, однако на Западном театре военных действий действовал удачнее, будучи командиром корпуса и командиром армии. После войны служил на Западе, принимал участие в войнах с индейцами. Также известен участием в основании Университета Ховарда.





Ранние годы

Ховард родился в Лидсе, штат Мэн, в семье Роланда Бэйли Ховарда и Элизы Отис Ховард. Его отец Роланд был фермером и умер, когда сыну было всего 9 лет. Оливер учился в Монмутской Академии (штат Мэн), Норт-Ярмут академии в Ярмуте, школе Кент-Хилл в Ридфилде и окончил Боудоин-колледж в 1850. Затем он поступил(при содействии дяди-конгрессмена) в Вест-Пойнт, который окончил в 1854, четвёртым из класса в 46 кадетов и получил временное звание второго лейтенанта артиллерии. Он служил в арсенале Уотервлит под Нью-Йорком, и был временно командующим арсеналом Кеннебек в Августе (Мэн). В 1855 женился на Элизабет Энн Уайт, от которой имел впоследствии семерых детей. В 1857 был переведен во Флориду в связи с Семинольскими войнами. Именно во Флориде он перешёл в евангелическое христианство и уволился из армии, чтобы стать священником. Впоследствии из-за своей религиозности был прозван «христианским генералом(the Christian general)». 1 июля 1857 года стал первым лейтенантом. В сентябре 1857 вернулся в Вест-Пойнт и стал инструктором по математике. Вскоре началась Гражданская война и Ховард отложил свои планы стать священником, решив оставаться на военный службе.

Гражданская война

Когда началась война, Ховард был назначен полковником в 3-й мэнский полк и временно командовал бригадой во время Первого сражения при Бул-Ране. Он участвовал в наступлении на холм Генри, прибыв туда последним из своей дивизии (его бригада считалась резервом) и добился некоторых успехов, но в итоге его полки были отброшены бригадой Джубала Эрли.

3 сентября 1861 он был повышен до бригадного генерала и получил бригаду в постоянное командование. В этой должности он принял участие в Кампании на Полуострове.

1 июня 1862 года Ховард участвовал в сражении при Севен-Пайнс и был дважды ранен в правую руку, что привело к ампутации. В 1893 году за героизм в том бою Ховард получил Медаль Почёта. Генерал Филип Керни, потерявший левую руку, любил шутить, что теперь они с Ховардом могут покупать одну пару перчаток на двоих.

Ховард быстро оправился от ранения и успел принять участие в сражении на Энтитеме. В этом сражении его бригада состояла из четырех пенсильванских полков:

Эта бригада воевала в составе дивизии генерала Седжвика, сражалась на знаменитом кукурузном поле и побежала первой под ударом бригад Мак-Лоуза, что привело к отступлению всей дивизии Седжвика. Седжвик был трижды ранен в том бою и Ховард временно принял командование дивизией.

После сражения Ховард был повышен до командира дивизии и в этом звании принял участие в сражении при Фредериксберге. Его дивизия входила в состав 2-го корпуса (генерала Коуча) гранд-дивизии Самнера. Здесь Ховарду не повезло ему пришлось участвовать в печально известных атаках на высоты Мари. Его дивизия стояла в третьей линии и пошла в наступление последней, она не проявила героизма и сразу же отступила назад, отчего и пострадала существенно меньше первых двух дивизий, которые потеряли более трети своего состава.

В ноябре 1862 года его повысили до генерал-майора, а в апреле 1863 был назначен командиром XI-го корпуса вместо Франца Зигеля. Это назначение было неудачным шагом: корпус состоял в основном из немцев-иммигрантов, которые плохо знали английский язык, признавали за командира только Зигеля и крайне неохотно подчинялись Ховарду. Полковник Уэйнрайт писал: «Он был христианин и способный человек, но были сомнения, что ему хватит жесткости командовать немцами, которые привыкли, чтобы ими правили железной рукой.» В сражении при Чанселорсвилле Ховард испытал первое из своих знаменитых поражений. 2 мая 1863 года его корпус находился на крайнем правом фланге федеральной линии. Главнокомандующий генерал Хукер предупреждал Ховарда, что его фланг «висит в воздухе» и требует усиления, и что есть вероятность нападения противника с этой стороны. Ховард не воспринял всерьез эти предупреждения, перебросил на фланг пару орудий, но не более того. В результате фланговая атака Джексона оказалась для его корпуса полной неожиданностью: дивизия Девенса побежала почти сразу, дивизия Шурца оказала некоторое сопротивление, но тоже была сметена атакующими и весь корпус превратился в неуправляемую толпу.

Разгром серьёзно отразился на боеспособности корпуса, что привело к ещё одному поражению — в битве при Геттисберге. Корпус прибыл на поле боя в полдень 1 июля 1863 года. Его позиции к северу от Геттисберга оказались неудачными, в итоге корпус не выдержал атаки корпуса Ричарда Юэлла и обратился в бегство по улицам Геттисберга. Многие солдаты и офицеры попали в плен. Предположительно, именно отступление Ховарда инициировало крах всей линии федеральной армии и её бегство на Кладбищенский холм. Сам Ховард впоследствии утверждал, что причиной бегства стало отступление 1-го корпуса генерала Даблдея.

На Кладбищенском холме у Ховарда вышла ссора с генералом Хэнкоком: они не могли решить, кто именно командует обороной. Ховард был старшим по званию, а у Хэнкока было письменное распоряжение генерала Мида о принятии командования. Ховард уступил. В дальнейшем его корпус оставался на позициях на Кладбищенском холме, выдержал атаки Джубала Эрли 2 июля и даже немного поучаствовал в отражении атаки Пикетта 3 июля. После Геттисберга Ховард вместе с корпусом был переведен на Западный театр военных действий, в Камберлендскую армию. В битве при Чаттануге корпус мощной атакой захватил Миссионерский хребет и отбросил войска генерала Брэкстона Брэгга. Корпус Ховарда принял участие в битве за Атланту: в первом крупном сражении — сражении при Ресаке — открытый фланг его корпуса был атакован бригадами генерала Худа, и спасло корпус только своевременное появление на поле боя корпуса генерала Хукера. В июле 1864 года умер генерал-майор Джеймс Макферсон и Ховард принял командование Теннессийской армией. Он возглавлял правое крыло армии Шермана во время знаменитого «марша к морю» через Джорджию и Каролину.

Послевоенная деятельность

С мая 1865 по июль 1874 Ховард служил в управлении по делам беженцев («Бюро Фридмана»). В 1874 назначен управляющим департамента Колумбии, уехал в Форт-Ванкувер, где участвовал в Индейских войнах, в основном против племени не-персе.

Работы

Ховард стал автором множества книг, в их числе: Donald’s School Days (1878), Nez Perce Joseph (1881), General Taylor (1892), Isabella of Castile (1894), Autobiography (1907), и My Life and Experiences among Our Hostile Indians (1907).

Медаль почета

Награждён 29 марта 1893 года за отвагу при Файр-Оакс 1-го июня 1862 года. Основание: «Повел в атаку 61-й нью-йоркский пехотный полк, в результате чего получил два тяжелых ранения в руку, повлекших её ампутацию.»

Напишите отзыв о статье "Ховард, Оливер"

Ссылки

  • [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/America/United_States/Army/USMA/Cullums_Register/1634*.html Register of Officers and Graduates of the United States Military Academy Class of 1854]
  • [www.rocemabra.com/~roger/tagg/generals/general26.html биография генерала Ховарда]

Отрывок, характеризующий Ховард, Оливер

– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.