Хогг, Джеймс
| Джеймс Хогг | |
 |
Джеймс Хогг (James Hogg; 1770—1835) — шотландский поэт, автор исторических баллад в стиле Вальтера Скотта; известен также под прозвищем «Этрикский пастух» (по месту своего рождения)[1]. Как поэт испытал сильное влияние Бёрнса. Помогал Скотту собирать народные песни и фольклор, написал о нём книгу воспоминаний. В Эдинбурге встречался с Байроном, Саути, Вордсвортом, который почтил его смерть элегией.
«Исповедь оправданного грешника»
Хогг обязан своей посмертной славой готическому роману «Исповедь оправданного грешника» (1824), основные мотивы которого могут быть прослежены к «Эликсирам сатаны» Э. Т. А. Гофмана[2][3].
Повествование ведётся от лица «ненадёжного рассказчика» (и не одного). Основной рассказчик — Роберт Рингим — в состоянии одержимости совершает серийные убийства (в том числе родного брата). Рингим приписывает внушение ему мыслей об убийстве демоническому двойнику, который подчиняет его себе и толкает на немыслимые поступки. Иногда главному герою кажется, что это русский царь Пётр, инкогнито путешествующий по Европе; он то и дело меняет внешность; подчас рассказчик не способен отделить себя от него.[4] В отношениях между ними критики находят нечто эротическое.[5] Постепенно становится ясно, что это всего лишь галлюцинация, проекция неосознанных желаний героя.[5] Это своего рода «второе я» главного героя, на которое тот перекладывает ответственность за свои неблаговидные поступки.[6]
Роман, долгое время забытый на родине, был открыт заново Андре Жидом в середине XX века. По мнению французского писателя, автор поднимает вопросы, близкие к проблематике Достоевского: можно ли оправдать убийство абстрактным благом человечества, имеют ли избранные свыше право на совершение убийства и т. д. Переведшая роман на французский язык Доминик Ори стала первым лауреатом премии за лучшую иностранную книгу (1948). Об «Исповеди оправданного грешника» к концу XX века накопилась солидная критическая литература (на английском). С неё ведёт отсчёт тема рокового двойничества в английской литературе («Хозяин Баллантрэ», «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», «Поворот винта»). Киноведы проводят параллели между «Исповедью» и современными фильмами — «Американский психопат»,[7] «Бойцовский клуб»,[6] «Мементо» и т. д. На русский язык роман не переводился.
См. также
Источники
- ↑ Венгерова З. А. Гогг, Джеймс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Reinhard Heinritz and Sylvia Mergenthal. Hogg, Hoffmann, and their Diabolical Elixirs. // Studies in Hogg and his World, 7 (1996): 47-58.
- ↑ Patrick Bridgwater. The German Gothic Novel in Anglo-German Perspective. Rodopi, 2013. ISBN 9789401209922. P. 331.
- ↑ Susan Manning. The Puritan-Provincial Vision: Scottish and American Literature in the Nineteenth Century. Cambridge University Press, 1990. ISBN 9780521372374. Pages 105—106.
- ↑ 1 2 Ив Седжвик. Between Men: English Literature and Male Homosocial Desire. Columbia University Press, 1985. ISBN 9780231082730. Pages 102—110.
- ↑ 1 2 K. Sterling, «Dr Jekyll and Mr Jackass: Fight Club as a refraction of Hogg’s Justified Sinner and Stevenson’s Dr Jekyll and Mr Hyde», in S. O. Jaén and C. Gutleben, eds, Refracting the Canon in Contemporary British Literature and Film (Amsterdam: Rodopi, 2004), ISBN 9042010509, p. 84.
- ↑ D. Cojocaru. [muse.jhu.edu/login?uri=/journals/contagion/v015/15.cojocaru.html Confessions of an American Psycho: James Hogg’s and Bret Easton Ellis’s Anti-Heroes' Journey from Vulnerability to Violence.] // Contagion: Journal of Violence, Mimesis, and Culture — Volume 15/16, 2008—2009, pp. 185—200.
Напишите отзыв о статье "Хогг, Джеймс"
Отрывок, характеризующий Хогг, Джеймс
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
