Ходжа Насреддин

Насреддин Ходжа
نصر الدين خواجه
Ходжа Насреддин. Миниатюра XVII века
Национальность:	неизвестно
Дата рождения:	неизвестно
Дата смерти:	неизвестно

Ходжа НасреддинХоджа Насреддин

Ходжа́ Насредди́н — фольклорный персонаж мусульманского Востока и некоторых народов Средиземноморья и Балкан, герой коротких юмористических и сатирических миниатюр и анекдотов, а иногда и бытовых сказок. Нередки утверждения о его существовании в реальной жизни в конкретных местах (например, в городе Акшехир, Турция). На настоящий момент не существует подтверждённых сведений или серьёзных оснований говорить о конкретной дате или месте рождения Насреддина, поэтому вопрос о реальности существования данного персонажа остаётся открытым.

Литературный образ Ходжи Насреддина

На территории мусульманской Средней Азии и Ближнего Востока, в арабской, персидской, турецкой, среднеазиатской и китайской литературе, а также в литературе народов Закавказья и Балкан существует множество популярных анекдотов и коротких историй о Ходже Насреддине. Самое полное их собрание на русском языке содержит 1238 историй.

Литературный персонаж Насреддина эклектичен и сочетает в себе синкретический образ мудреца и простака одновременно. Этот явно перенесённый из нескольких фольклорных персонажей внутренне противоречивый образ антигероя, бродяги, вольнодумца, бунтаря, глупца, юродивого, хитреца, плута и даже философа-циника, тонкого учёного-богослова и суфия высмеивает людские пороки, скупцов, ханжей, лицемеров, судей-взяточников и мулл. Часто оказываясь на грани нарушения общепринятых норм и понятий о приличии, его герой, тем не менее, неизменно находит неординарный выход из положения.

Основная черта литературного героя Насреддина — выходить из любой ситуации победителем с помощью слова. Насреддин-эфенди виртуозно владея словом, нейтрализует любое своё поражение. Частые приёмы Ходжи — притворное невежество и логика абсурда.

Неотъемлемой частью образа Насреддина стал ослик, который появляется во многих притчах либо как главный герой, либо как спутник Ходжи.

Русскоязычному читателю наиболее известна дилогия Леонида Соловьёва «Повесть о Ходже Насреддине», состоящая из двух романов: «Возмутитель спокойствия» и «Очарованный принц». Эта книга переведена на десятки языков мира.

Аналогичные персонажи у других народов: Хитрый Пётр — у южных славян, так в Болгарии встречаются истории, в которых одновременно присутствуют сразу два персонажа, соревнующиеся друг с другом (наиболее часто — Ходжа Насреддин и Хитрый Пётр, что связано с турецким игом в Болгарии). Джоха — у арабов, Апенди (досл. Господин) — у киргизов, Пулу-Пуги — у армян, Алдар Косе (досл. Богатырь Ходжа) — у казахов (наряду с самим Насреддином), Омирбек — у каракалпаков, также встречается в эпосе казахов (особенно южных) ввиду родства языков и культур, Ахмет-акай — у крымских татар, Мушфики — у таджиков, Саляй Чаккан и Молла Зайдин — у уйгуров, Кемине — у туркмен, Тиль Уленшпигель — у фламандцев и немцев, Гершеле Острополер (Хершеле из Острополя) — у евреев-ашкеназов, Пэкалэ и Тындалэ — у румын и молдаван, Фёдор Набилкин — у белорусов. Бесена-гаджи—у аварцев, в некоторой степени Ходже Насреддину соответствуют Иван-дурак в русском, дурный Иван и казак Мамай в украинском фольклоре.

Как триста лет назад, так и в наши дни анекдоты о Насреддине пользуются очень большой популярностью среди детей и взрослых во многих азиатских странах.

В Азербайджане именем Насреддина был назван сатирический журнал «Молла Насреддин», который издавал Джалил Мамедкулизаде.

У башкирского композитора Лейлы Исмагиловой есть балет «Ходжа Насреддин» (1998).

История

Несколько исследователей датируют появление анекдотов о Ходже Насреддине XIII веком. Если принять, что этот персонаж существовал в действительности, то жил он в том же XIII веке.

Крупный российский тюрколог академик В. А. Гордлевский полагал, что образ Насреддина вышел из анекдотов, созданных у арабов вокруг имени Джухи и перешёл к сельджукам, а позднее к туркам как его продление.

Другие исследователи склоняются к тому, что оба образа имеют лишь типологическое сходство, объясняемое тем, что почти у каждого народа в фольклоре имеется популярный герой-острослов, наделяемый самыми противоречивыми свойствами.

Первые анекдоты о Ходже Насреддине были записаны в Турции в «Салтукнамэ» (Saltukname), книге, датируемой 1480 годом, и чуть позднее в XVI веке писателем и поэтом «Джами Рума» Ламии (ум. 1531 г.).

Позднее было написано несколько романов и повестей о Ходже Насреддине («Насреддин и его жена» П. Миллина, «Чётки из черешневых косточек» Гафура Гуляма и др.).

В России анекдоты о Ходже впервые появились в XVIII веке, когда Дмитрий Кантемир, молдавский господарь, бежавший к Петру I, издал свою «Историю Турции» с тремя «историческими» анекдотами о Насреддине.

Имя

В русской традиции самое распространённое имя — Ходжа Насреддин. Другие варианты: Насреддин-эфенди, молла Насреддин, Афанди (Эфенди, Эпенди), Анастратин, Несарт, Насыр, Наср ад-дин.

В восточных языках существует несколько различных вариантов имени Насреддина, все они сводятся к трём главным:

• Ходжа Насреддин (с вариациями написания имени «Насреддин»),
• Мулла (Молла) Насреддин,
• Афанди (эфенди) (Средняя Азия — в особенности у киргизов, таджиков, узбеков и уйгуров).

Персидское слово «ходжа» (перс. خواجه khâje — хозяин) существует почти во всех тюркских и арабском языках. В начале оно использовалось как название рода потомков исламских суфийских миссионеров в Средней Азии, представителей сословия «белой кости» (тюрк. «ак суюк»). Со временем «ходжа» стало почётным титулом, в особенности так стали называть исламских духовных наставников османских принцев или учителей арабской грамоты в мектебе, а также благородных мужей, купцов или евнухов в правящих семействах.

Арабское мусульманское личное имя Насреддин (араб. نصرالدين, Naṣr ad-Dīn) переводится как «Победа Веры».

Мулла (молла) (араб. المُلَّا‎‎ аль-муллаа, mawlá/; перс. ملّا, тур. molla) имеет несколько значений. У шиитов мулла — лидер религиозной общины, теолог, специалист в толковании вопросов веры и права (у суннитов эти функции выполняет улема).

В остальном исламском мире в более общем значении, как уважительный титул, может иметь значения: «учитель», «помощник», «владелец», «защитник».

Эфенди (афанди, эпенди) (араб. أفندي Afandī; перс. آفندی от древнегреч. αὐθέντης «тот, кто может (в суде) защищать себя сам») — почётный титул благородных особ, вежливое обращение, со значениями «хозяин», «уважаемый», «господин». Обычно следовало за именем и давалось преимущественно представителям учёных профессий.

• аварское: Малла Насрудин,
• азербайджанское: Molla Nəsrəddin,
• арабское: جحا Juḥā,
• албанское: Nastradin Hoxha или Nastradini,
• башкирское: Хужа Нәсретдин,
• болгарское: Настрадин Ходжа,
• боснийское: Nasruddin Hodža,
• греческое: Ναστραντίν Χότζας,
• итальянское: Giufà или Giucà,
• казахское: Қожанасыр, Әпенді,
• карачаево-балкарское: Насра Ходжа,
• киргизское: Апенди,
• китайское: 阿凡提 (пиньинь Āfántí) и 阿方提 (пиньинь Āfāngtí),
• кумыкское: Молла Насюрттюнь,
• курдское: Mella Nasredîn,
• лезгинское: Молла Насретдин,
• румынское: Nastratin Hogea,
• персидское: ملا نصرالدین Nasridin,
• таджикское: Хоҷа Насриддин, Афандӣ,
• татарское: Хуҗа Насретдин,
• турецкое: Nasreddin Hoca,
• туркменское: Ependi,
• узбекское: Xo‘ja Nasriddin, Nasriddin Afandi или, часто, Afandi,
• уйгурское: نەسىرىدىن ئەپەندى, Нәсирдин Әпәнди или Nesirdin Ependi,
• чеченское: Молла Несарт,
• ингушское: Цаген.

Наиболее разработанным и, по оценкам некоторых исследователей, классическим и оригинальным является образ Ходжи Насреддина, существующий и поныне в Турции.

Здесь традиционно принято считать, что Насреддин Ходжа родился в 605 г. Хиджры (1208 г.) в селении Хорту (Hortu) близ города Эскишехир, а умер в 683 г. Хиджры (1284 г.) в городе Акшехир. По найденным документам в то время там действительно жил некий Насреддин. Его отцом был имам Абдулла. Насреддин получил образование в городе Конья, работал в Кастамону и умер в 1284 году в Акшехире, где по сей день сохранилась его могила и мавзолей (Hoca Nasreddin türbesi). На надгробии имеется скорее всего ошибочная дата: 386 год Хиджры (то есть 993 г. н. э.). Возможно, неверна она, потому что сельджуки появились здесь только во второй половине XI века. Высказываются предположения, что у великого шутника и могила «непростая», а следовательно дату нужно читать задом наперёд.

Другие исследователи оспаривают эти даты. К. С. Давлетов относит зарождение образа Насреддина к VIII—XI векам. Существует также ряд других гипотез.

Притча

Известнейший пример анекдота приведён в книге Л. В. Соловьёва «Возмутитель спокойствия» и в снятом по книге фильме «Насреддин в Бухаре».

Насреддин рассказывает, что как-то раз поспорил с эмиром бухарским, что научит своего ишака богословию так, что ишак будет знать его не хуже самого эмира. На это нужен кошелёк золота и двадцать лет времени. Если он не выполнит условия спора — голова с плеч. Насреддин не боится неминуемой казни: — «Ведь за двадцать лет, — говорит он, — кто-нибудь из нас троих обязательно умрёт — или эмир, или ишак, или я. А тогда поди разбирайся, кто лучше знал богословие!»

У Л. Н. Толстого приводится такой анекдот:

Насреддин за небольшую плату обещает одному купцу сделать его сказочно богатым посредством магии и волшебства. Для этого купец должен был, всего лишь, просидеть в мешке с рассвета до заката без пищи и питья, но главное: в течение всего этого времени он должен ни разу не подумать об обезьяне, иначе — всё насмарку.

Памятники

• Узбекистан, г. Бухара, ул. Н. Хусаинова, дом 7 (в составе архитектурного ансамбля Ляби-Хауз)
• Россия, г. Москва, ул. Ярцевская, дом 25а (рядом с м. Молодёжная) — открыт 1 апреля 2006 г., скульптор Андрей Орлов.
• Турция, обл. Сиврихисар, с. Хорту
• Казахстан, г. Усть-Каменогорск, Парк культуры и отдыха
• Украина, г. Харьков, ул. Динамовская, 12, 2013 г., скульптор Катиб Мамедов.

Фильмы о Ходже Насреддине

• 1943 — «Насреддин в Бухаре» (Лев Свердлин)
• 1946 — «Похождения Насреддина» (Раззак Хамраев)
• 1959 — «Насреддин в Ходженте, или очарованный принц» (Гурген Тонунц)
• 1967 — «Двенадцать могил Ходжи Насреддина» (Башир Сафар-оглы)
• 1975 — «Вкус халвы» (Рифат Мусин)
• 1977 — «Первая любовь Насреддина» (Сократ Абдукадыров)
• 1982 — «Гляди веселей» (Марат Арипов)
• 1982 — «Ходжа Насреддин. Фильм 1» (мультфильм)
• 1983 — «Ходжа Насреддин. Фильм 2» (мультфильм)
• 1989 — «Возвращение Ходжи Насреддина» (Рамаз Чхиквадзе)
• 2004 — «Ходжа Насреддин и Азраил»
• «Ходжа Насреддин — возмутитель спокойствия» (радиоспектакль)

Литература

• [slovari.yandex.ru/~книги/Лит.%20энциклопедия/Наср-Эд-Дин/ Ходжа Насреддин в Литературной энциклопедии](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2871 день))
• Анекдоты о Ходже Насреддине / Пер. с тур. В. А. Гордлевского. — М.: Изд-во Восточной литературы, 1957.
• Привалов Б.. Весёлый мудрец. — М.: Изд-во Детской литературы, 1958.
• Анекдоты Моллы Насреддина / Пер. с азерб. Ю. Гранина. — Баку: Изд-во АН АзССР, 1962.
• Похождения Ходжи Насреддина / Пер. с узб. А. Рахими и М. Шевердина. — Ташкент, 1965.
• Молла Насреддин / Пер. с перс. и предисл. Н. Османова. — М.: Наука, 1970.
• Двадцать четыре Насреддина / Сост.ь и вступ. статья М. С. Харитонов. — М.: Наука, 1986.
• Анекдоты Ходжи Насреддина. — М.: Фаир, 1997. — 368 c.
• Соловьёв Л.. Повесть о Ходже Насреддине.
• Атаев Р.. Посол (Афанди не будет умирать). — Ташкент: Шарк, 1999.
• Белянин А.. Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора. — М.: Альфа-книга, 2002 (преизд. 2007, 2012).
• Белявская Л.. Ходжа Насреддин: восточные притчи. — М.: ЭНАС-КНИГА, 2013.
• Древалёв И.. Ходжа. Восемь принципов тихого зикра ордена Ходжаган (пьеса).

Ссылки

• [www.secretworlds.ru/publ/pritchi_i_skazki/pritchi_pro_nasreddina/110 Притчи про Насреддина]
• [alllegends.ru/publ/khodzha_nasreddin/2 Ходжа Насреддин]
• [shah.sufism.ru/sufi05.htm Тонкости муллы Насреддина]
• [romankalugin.com/pritcha-ob-odnoy-note/ Притча об одной ноте]
• [pritchi.castle.by/main-04.html Притчи про Насреддина]

Отрывок, характеризующий Ходжа Насреддин

Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.