Хакон IV Старый

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хокон IV (король Норвегии)»)
Перейти к: навигация, поиск
Хакон IV Старый
норв. Håkon Håkonsson<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Хокон IV и его сын Магнус. Книга с Плоского острова, XIV век</td></tr>

Король Норвегии
июнь 1217 — 16 декабря 1263
Предшественник: Инге II Бордссон
Преемник: Магнус VI Лагабете
 
Рождение: март/апрель 1204
Фолькенборг, Эйдсберг, Норвегия
Смерть: 16 декабря 1263(1263-12-16)
Керкуолл, Оркнейские острова
Место погребения: Собор Святого Магнуса в Керкуолле (1263)

Бергенский собор (1264)

Род: Хорфагеры
Отец: Хакон III Сверрессон
Мать: Инга из Вартейга
Супруга: Маргрет Скулесдоттер
Дети: сыновья: Улаф, Хакон Молодой, Магнус VI, Сигурд (незаконнорожденный)

дочери: Кристина, Сесилия (незаконнорожденная)

Хакон IV Старый (Хокон Хоконссон; норв. Håkon Håkonsson; 120416 декабря 1263) — король (конунг) Норвегии с 1217 по 1263 год, незаконнорождённый сын короля Хокона III Сверрессона, представитель династии Инглингов.





Биография

До начала правления

Посмертный сын короля Хокона III Норвежского от некой Инги из Вартейга (ок. 1185—1234), Хокон с юных лет оказался в центре противостояния соперничавших дворянских партий. Несмотря на то, что часть норвежских феодалов признала его королевское происхождение, другая группа дворян отказалась считать его наследником Хокона III. Хокон был вынужден бежать в Тронхейм, где был взят под опеку королём Инге II. После смерти Инге в 1217 году он был провозглашён королём Норвегии, однако его права на престол долгое время оспаривались (в частности, официальное признание Хокона IV Папой Римским состоялось лишь в 1247 году)[1].

Раннее правление, 1217—1240

В ранние годы правления Хокона IV, в связи с его малолетством, фактическим регентом страны был ярл Скуле Бордссон. Благодаря ему удалось восстановить единство Норвегии и подавить сопротивление враждующих дворянских партий, однако возникшие разногласия с королём привели к восстанию — в 1239 году ярл Скуле провозгласил себя единоличным правителем и короновался в Тронхейме. Восстание было подавлено, а сам Скуле Бордссон убит в 1240 году[1], после чего власти Хокона IV больше ничего не угрожало. Приобщив к правлению своего сына Хокона Молодого, он стал править Норвегией самостоятельно.

Самостоятельное правление, 1240—1263

Правление Хокона IV считается своего рода «золотым веком» Норвегии. В этот период был основан королевский совет, к королевству оказались присоединены Исландия, Гренландия и часть исконно датских земель. Развивалась внешняя торговля, в частности, с Англией[2]. Кроме того, король был известен как покровитель искусств.

Согласно Матвею Парижскому, в 1251 году, после смерти Фридриха II, Папа Римский Иннокентий IV предложил имперский трон Хокону, но тот отклонил предложение, так как не хотел быть инструментом Папы в борьбе с Штауфенами.

Примерно в 1251 г. Хокон IV заключил договор с князем новгородским Александром (Невским), об урегулировании пограничных споров и разграничений в сборе дани с огромной территории, на которой проживали карелы и саамы.

Позднее правление Хокона IV отмечено обострением отношений с Шотландией и началом войны с Шотландией за контроль над Гебридскими островами. В ходе противостояния норвежская армия потерпела поражение при Ларгсе, фактически решившее исход конфликта в пользу Шотландии[3]. Внезапная смерть Хокона IV на Оркнейских островах 16 декабря 1263 года также способствовала успеху шотландцев и привела к потере Норвегией спорных территорий.

Семья и дети

От внебрачной связи с Кангой Молодой у него были сын и дочь:

  • Сигурд (ум. 1252)
  • Сесилия (ум. 1248), 1-й муж — лендманн Грегориус Андрессон (ум. 1248), 2-й муж — Харальд Олафссон (ум. 1248), король Мэна и Островов (1237—1248)

25 мая 1225 года он женился на Маргрет Скулесдоттер (1208—1270), старшей дочери ярла Скуле Бордссона и Рагнфрид Йонсдоттер. Дети:

Напишите отзыв о статье "Хакон IV Старый"

Примечания

  1. 1 2 [www.allmonarchs.net/norway/haakon_iv.html Биография Хокона IV на сайте «Все монархии мира»]
  2. [www.slovopedia.com/14/205/1017323.html История Норвегии на сайте Slovopedia.com]
  3. [brude.narod.ru/battleoflargs.htm Статья, посвящённая битве при Ларгсе]
Предшественник:
Инге II
Король Норвегии
12171263
(1239-1240 — со Скуле Бордссоном;
1261-1263 — с Магнусом VI)
Преемник:
Магнус VI

Отрывок, характеризующий Хакон IV Старый

Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»