Холихед

Город Холихед англ. Holyhead валл. Caergybi Страна ВеликобританияВеликобритания Регион УэльсУэльс Округ Айл-оф-Англси Координаты 53°19′00″ с. ш. 4°38′00″ з. д.53.31667° с. ш. 4.63333° з. д. / 53.31667; -4.63333    Население 11237 (2001) человек

Хо́лихед (англ. Holyhead, валл. Caergybi — «укрепление св. Киби») — валлийский город на небольшом острове Холи-Айленд, что лежит к западу от острова Англси и отделён от последнего узким проливом. Будучи самым крупным городом округа Айл-оф-Англси с населением в 11237 чел. (2001), не является его столицей. Известен как отправной пункт паромной переправы, соединяющей Великобританию с ирландскими портами в Дублине и Дун-Лэаре.

История

Поселение на месте современного Холихеда основали древние римляне — это был небольшой каструм (75 м х 45 м), окружённый тремя каменными стенами высотой в 4 м и толщиной в 1,5 м. С четвёртой стороны укрепление было защищено морем, и здесь же располагалась пристань. По углам каструма возвышались сторожевые башни. Латинское название поселения неизвестно, а его возникновение датируют примерно III в. от Р. Х. Предполагают, что каструм был форпостом Сегонция и защищал последний от нападений ирландских морских разбойников. Был оставлен римлянами около 393 г., когда войска отозвали для подавления восстания Флавия Евгения.

В первой половине VI в. король Гвинеда Майлгун ап Кадваллон позволил св. Киби основать в стенах укрепления монастырь. 8 ноября 555 г. святой скончался и был похоронен в монастырской Церкви Мёртвых (Eglwys y Bedd), а вокруг прежнего каструма начал расти город, получивший название «Укрепление Киби» (Caer Gybi). Город неоднократно разоряли викинги, регулярно грабившие Гвинед вплоть до XII столетия, а в 1283 г. вместе с другими городами королевства перешёл под власть английской короны. Эдуард I упоминает в своих письмах латинизированную форму названия города: Castrum Cybi, — но уже в 1315 г. впервые звучит англизированное название: Haliheved.

В 1576 г., в елизаветинские времена, изменился маршрут, по которому еженедельная почта доставлялась из Лондона в Дублин: с тем, чтобы сократить путь, вместо Ливерпульского порта стали использовать Холихедский. В эти годы город описывают как «залив Холихед и гавань в середине упомянутого залива» («The baye of the holihed and the havyn in the myddest of the said bay»). Почта в город доставлялась лошадьми и возле Соляного острова (Salt Island) перегружалась в парусные пакетботы.

В мае 1821 г. было открыто пароходное сообщение между Холихедом и пригородом Дублина — Хоутом: на линию вышли два паровых судна — «Молния» и «Метеор». В начале августа того же года в город приехал Георг IV, чтобы отправиться в Ирландию. Здесь он пробыл несколько дней, встретившись с Маркизом Англси и получив известие о кончине своей супруги. Из-за противного ветра король переправился на ирландский берег пароходом.

В 1838 г. Лондон соединили с Ливерпулем железной дорогой, и на следующий, 1839 г., доставку «Ирландской почты» (Irish Mail) у Холихеда отобрали, передав ливерпульскому порту. Такое положение дел сохранялось недолго: в 1848 г. была закончена постройка «Железной дороги Честера и Холихеда» (Chester and Holyhead Railway), предшественница современной Северо-Уэльской прибрежной железной дороги, и почтовые перевозки вернулись в Холихед. В это же время началась масштабная перестройка порта, которая окончательно завершилась лишь в 1873 г., когда открылось пароходное сообщение Холихед — Гринор. В 1859, в самый разгар работ, Холихед в своём испытательном плаваньи посетил пароход «Грейт Истерн». В порту для него оказалось слишком мало «морского пространства» (sea room), он ушёл в Саутгемптон и больше Холихедский порт не посещал.

Транспорт

Холихед является крупным морским портом, обслуживающим паромную переправу между Великобританией и ирландскими портами, расположенными по берегам Дублинского залива: Дублином и Дун-Лэаре. Ежегодно отправляет и принимает более 2 млн. пассажиров. До Дун-Лэаре ходят быстроходные паромы-катамараны, принадлежащие шведской компании «Stena Line», до Дублина — вместительные грузо-пассажирские ролкеры той же «Stena Line» и ирландской «Irish Ferries».

В Холихеде начинаются: четырёхполосная автострада A55, являющееся частью Европейского маршрута E22, шоссе A5, изначально проложенное стараниями Томаса Телфорда, как дорога для «Ирландской почты», и «Северо-Уэльская прибрежная железная дорога», ведущая в Честер и Кру.

Экономика

До 2009 года главным предприятием города был алюминиевый завод, принадлежавший компании «Anglesey Aluminium Metal Ltd.», которая являлась совместным предприятием концернов «Rio Tinto» и «Kaiser Aluminum». Бокситы и кокс доставлялись морем из Ямайки и Австралии, а энергию поставляла атомная электростанция Уилва, расположенная в 25 километрах от Холихеда.

Известные жители

• Дэвид Кристал — британский лингвист.
• Роналд Стюарт Томас — валлийский поэт.

Ссылки

• Голигед // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Холихед

– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.