Холлар, Вацлав

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вацлав Холлар
Václav Hollar
Род деятельности:

график, рисовальщик

Дата рождения:

13 июля 1607(1607-07-13)

Место рождения:

Прага

Дата смерти:

28 марта 1677(1677-03-28) (69 лет)

Место смерти:

Лондон

Ва́цлав (Венцель, Венцеслав) Хо́ллар (Голлар) (чеш. Václav Hollar; 13 июля 1607, Прага — 28 марта 1677, Лондон) — чешский график и рисовальщик.





Биография

После захвата Праги во время Тридцатилетней войны семья Холлара разорилась и Вацлав, намеревавшийся стать юристом, решил учиться на художника. Самые ранние его работы, дошедшие до нас, датируются 16251626 годами. Это небольшие гравюры, одна из которых — копия картины Альбрехта Дюрера «Мария с младенцем». Творчество Дюрера оказало сильное влияние на Холлара.

В 1627 году Холлар отправился во Франкфурт, где работал под руководством швейцарского гравёра и издателя Маттеуса Мериана Старшего, затем переехал в Страсбург, а в 1633 года — в Кёльн.

В Кёльне на Холлара обратил внимание известный коллекционер и любитель искусства Томас Говард (21-й граф Арундел), пребывавший в то время у двора императора. С ним Холлар посетил Вену и Прагу и в 1637 году прибыл в Англию, ставшую его домом на многие годы[1]. Холлар проживал в доме графа, но работал не только для него, а вынужден был сотрудничать с издателями, от которых зависел.

В первый год пребывания в Англии он создал для одного из продавцов гравюр величественное произведение «Вид Гринвича» длиной около 1 метра и получил за неё 30 шиллингов. Позже Холлар зафиксировал цену за свою работу в размере 4 пенсов за час и замерял время с помощью песочных часов. После начала в 1642 году гражданской войны (см. Английская революция) лорд Арундел покинул Англию и Холлар перешёл на службу к герцогу Йоркскому, переехав к нему вместе с женой и двумя детьми.

Вместе с другими деятелями искусства, Иниго Джонсом и Уильямом Фейторном, Холлар находился в замке Basing House (графство Хэмпшир), в котором укрылись сторонники короля Карла I во время осады (продолжалась до 1645 года). В 16431644 годы он создал несколько сотен гравюр, что говорит о его поразительном трудолюбии. Холлар был пленён, но позже либо бежал, либо был освобождён, присоединился к лорду Арундел в Антверпене и оставался там 8 лет (1644—1652). Это было время расцвета его творчества, он создавал прекрасные гравюры разных типов. В 1652 году он вернулся в Лондон и жил у гравёра Уильяма Фейторна около ворот Темпл Бар на западной окраине Лондона.

В последующие годы были изданы многие книги с иллюстрациями Холлара: «Вергилий и Гомер» Дж. Оджилби (John Ogilby, 1600—1676), «Ювенал» Р. Стэплтона (Robert Stapylton, ок. 1608—1669), «Warwickshire, St Paul’s and Monasticon» У. Дагдейла (William Dugdale, 1605—1686). Продавцы книг продолжали обманывать простодушного иностранца, претворяясь, что они откажутся от его работ, и вынуждая его снижать цену за свои работы. Восстановление монархии не привело к улучшению его положения, королевский двор не оказывал помощь Холлару. Во время чумы он потерял сына, который подавал надежды в искусстве рисования.

После разрушительного пожара 1666 года в Лондоне Холлар исполнил несколько «Видов Лондона». Возможно, что успех этих работ побудил короля в 1668 году отправить его в Танжер для создания видов города и фортов. Во время возвращения в Англию произошёл бой между судном «Мэри Роуз», на котором плыл Холлар, и семью алжирскими военными кораблями, запечатлённый Холларом для «Африки» Дж. Оджилби.

В Англии Холлар прожил ещё 8 лет, продолжая свою работу. В 1670 году он создал одну из лучших своих работ — большую гравюру с изображением Эдинбурга. Умер Холлар в нищете, не дожив несколько месяцев до своего 70-летия.

Творчество

Холлар работал в технике офорта. Часто выпускал иллюстрированные серии. Разнообразие его работ впечатляет. Он создал около 2740 гравюр на разнообразные темы: виды городов, портреты, изображения кораблей, пейзажи, натюрморты, произведения на религиозные и геральдические темы, изображения женских костюмов, анималистические композиции. Его виды городов и архитектурных сооружений (таких, как соборы в Антверпене и Страсбурге) топографически точны и в то же время в них присутствует художественный замысел. Холлар мог создавать почти точные копии произведений других художников (например, изображение чаши по рисунку Андреа Мантеньи). Его «Theatrum mulierum» и другие сборники показывают с исторической точностью жизнь людей того времени. Созданные им портреты — область искусства, в которой он был несправедливо недооценён, — отличаются изяществом и художественной силой.

Почти полная коллекция работ Холлара хранится в Британском музее и в библиотеке Виндзорского замка. Первый каталог его произведений создан в 1745 году (2-е издание в 1759 году) Джорджем Вертью. В 1853 году Густав Партей (Gustav Parthey) и в 1982 году Ричард Пеннингтон (Richard Pennington) создали каталоги гравюр Холлара. Сейчас составляется новый полный иллюстрированный каталог для включения его в «Hollstein series».

Холлару принадлежит знаменитая гравюра «Подлинный портрет кота Великого князя Московского» (1663) на которой изображён кот царя Алескея Михайловича.

Напишите отзыв о статье "Холлар, Вацлав"

Примечания

Источники

  • Данная статья основана на материалах английской Википедии
  • «Hollar, Wenzel.» Encyclopædia Britannica from Encyclopædia Britannica 2007 Ultimate Reference Suite (2007).
  • Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • Martin Malcolm Elbl, Portuguese Tangier (1471—1662): Colonial Urban Fabric as Cross-Cultural Skeleton (Toronto/Peterborough: 2013), стр. 109—110 и другие. ISBN 978-0-921437-50-5.

Ссылки

  • [link.library.utoronto.ca/hollar/ Коллекция работ Вацлава Холлара]
  • [www.art-drawing.ru/gallery/category/1827-wenzel-hollar Холлар Вацлав. Картины]

Отрывок, характеризующий Холлар, Вацлав

Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].