Холл, Чарльз Френсис

Чарльз Френсис Холл
Charles Francis Hall
Род деятельности:	путешественник, исследователь
Место рождения:	Рочестер (Кент), США
Место смерти:	Гренландия

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ча́рльз Фре́нсис Холл (англ. Charles Francis Hall; 1821—1871) — исследователь Арктики, руководитель двух экспедиций по поиску пропавшей без вести экспедиции Джона Франклина (1860—1862, 1864—1869), первой американской экспедиции к Северному полюсу (1871—1873), этнограф, писатель.

Краткая биография

Чарльз Фрэнсис Холл родился в Рочестере, Нью-Гемпшир, (по другим данным в штате Вермонт) в 1821 году. О ранних годах жизни Чарльза Холла сведений нет. В 1840-х годах он обосновался в Цинциннати, штат Огайо, где женился и открыл небольшой гравировочный бизнес и две небольшие газеты — «Cincinnati Occasional» и «The Daily Press».

Будучи типичным городским жителем, Холл проявлял страстный интерес к истории и географии Арктики, его навязчивой идеей стало, что ему по силам отыскать выживших в экспедиции сэра Джона Франклина, несмотря на то, что экспедиция Френсиса Мак-Клинтока в 1859 году привезла неопровержимые доказательства гибели экспедиции и её участников. «Мой внутренний голос говорил мне, что я должен попробовать сделать это», написал Холл в 1864 году. Будучи человеком безграничной энергии и пытливого ума, но при этом не обладая навыками в навигации и мореплавании, в начале 1860 года Холл отправился на восточное побережье США, где встретился с одним из основателей Американского географического общества — владельцем судоходного бизнеса и меценатом Генри Гринеллем, который предоставил Холлу возможность добраться до Баффиновой земли на одном из китобойных судов. В первый раз Холл отправился на север 29 мая 1860 году на китобойце «Джордж Генри» под командованием капитана Сидни Бадингтона.

Арктические экспедиции

1860—1862

Суть идеи Холла по поиску пропавших участников экспедиции Франклина состояла в том, чтобы ближе познакомиться с местными эскимосами и через них и с их помощью провести детальные исследования возможных мест их пребывания, в частности остров Кинг-Вильям и других островов Канадского арктического архипелага. Летом 1860 года, посетив несколько мест на восточном побережье Баффиновой земли, Холл высадился в заливе Фробишер (тогда он считался проливом), где быстро подружился с местными аборигенами, среди которых, к его счастью, оказалась супружеская пара Ebierbing («Джо») и Tookoolito («Ханна»), говорившая по-английски, и где провел следующие два года. В течение 1861 года Холл вместе с эскимосами совершил ряд длительных путешествий, и с помощью своих знакомых-переводчиков добывал у туземцев информацию о белых людях. Попутно и сам изучал местный язык. В результате путешествий Холл выяснил, что «пролив Фробишера» является заливом, обнаружил точное место стоянки экспедиции Мартина Фробишера 1580-х годов и привез много её артефактов, близко познакомился с образом жизни эскимосов, их обычаями.

Холл вернулся в США в 1862 году вместе со своими новыми друзьями Джо и Ханной и начал приготовления к следующей экспедиции. В 1865 году была опубликована книга Холла «Жизнь среди эскимосов».

1864—1869

После первой, довольно сомнительной по полученным результатам, экспедиции Холл по прежнему был убеждён в том, что даже через почти 20 лет возможно отыскать выживших членов экспедиции Франклина, возможно проживающих где-то в районе острова Кинг-Вильям. Ему удалось убедить Генри Гриннеля и Американское географическое общество, а также ряд спонсоров, среди которых была леди Франклин, жена Джона Франклина, помочь ему в его очередном предприятии. В июле 1864 года в сопровождении преданных ему Джо и Ханны он снова отправился на север с капитаном Бадингтоном на китобойце «Монтичелло», в этот раз на север Гудзонова залива.

Первую зимовку Холл провел в устье залива Вагер, и несмотря на то, что судно зимовало рядом, предпочитал жить вместе с эскимосами на берегу. Летом 1865 года он со своими спутниками перебрался севернее в залив Репалс, где провел ещё одну зимовку в форте Хоуп (англ. Fort Hope) — каменной хижине, построенной Джоном Реем в 1846 году. 31 марта 1866 года Холл предпринял свою первую, но оказавшейся неудачной, попытку добраться до острова Кинг-Вильям. Недалеко от мыса Уэйнтон он встретил эскимосов, у которых оказались артефакты экспедиции Франклина, они также поведали Холлу о двух больших виденных ими кораблях. Холл был очень удовлетворен полученной информацией. Однако другие полученные новости оказались пагубными для дальнейшего предприятия. Эскимосы рассказали, что далее живут враждебные племена, после чего спутники Холла отказались идти дальше, и Холл был вынужден вернуться назад в залив Репалс и остаток года посвятить исследованию полуострова Мелвилл.

В марте 1869 года Холл в сопровождении верных Джо, Ханны и ещё нескольких эскимосов сделал ещё одну попытку достичь острова Кинг-Вильям. Ему потребовалось шесть недель, чтобы достичь западного побережья полуострова Бутия, где он расспросил несколько эскимосских семей, которые рассказали ему о встрече с партией из сорока голодающих белых людей недалеко от мыса Хершель (англ. Cape Herschel). У них Холл раздобыл многие вещи пропавшей экспедиции, в частности, ложку с инициалами Франклина. Затем Холл пересёк пролив Рея, отделяющий полуостров Бутия от острова Кинг-Вильям, и на острове Тодда обнаружил несколько могил и скелет лейтенанта Генри Ли Висконта (англ. Henry Le Vesconte) с HMS Эребус. Снег всё ещё покрывал землю, скрывая многие возможные следы пребывания людей из пропавшей экспедиции. Холл страстно хотел дождаться лета, когда сойдет снег, однако его спутники категорически отказались оставаться более, чем на неделю, и он снова был вынужден повернуть назад и 20 июня благополучно достиг зимовья в заливе Репалс, откуда на китобойном судне Ansel Gibbs вернулся в США.

1871—1873

После двух предыдущих арктических экспедиций, результаты которых, впрочем, некоторыми скептиками были поставлены под сомнение, Холл стал настолько известен, что вместе с его верными друзьями Ebierbing и Tookoolito в конце 1869 года был удостоен аудиенции Президента США Улисса Гранта. Спустя несколько месяцев Конгресс США выделил 50 000 долларов на первую американскую арктическую экспедицию, целью которой было достижение Северного полюса через, как тогда полагали, свободный от льдов Арктический океан. Холл был назначен руководителем экспедиции. «Арктика — это мой дом», сказал Холл в своей последней речи перед Американским географическим обществом в Нью-Йорке накануне отплытия. «Я люблю её нежно, её штормы, ветра, ледники, айсберги, когда я среди них, мне кажется, что я или на земных небесах, или на небесной земле».

3 июля 1871 года экспедиционное судно «Поларис» вышло из Нью-Йорка, через Девисов пролив вошло в море Баффина и, следуя вдоль западных берегов Гренландии, вышло через пролив Смита между Гренландией и островом Элсмир в Северный ледовитый океан. 30 августа «Поларис» достиг рекордной на то время широты 82°11'. Чарльз Холл, как руководитель экспедиции, был готов идти до конца, но капитан корабля Сидни Бадингтон (капитан судна «Джордж Генри» экспедиции Холла 1860 года) был крайне обеспокоен вероятностью быть запертым льдами в море, которое Холл назвал в честь президента США морем Линкольна, и Холл согласился повернуть назад. После долгих поисков безопасной гавани «Поларис» встал на зимовку на 81° 36' северной широты в бухте, которую назвали «Бухта Благодарения» (англ. «Thank God Harbor»).

10 октября Холл отправился в санный поход с целью разведки возможного пути к полюсу в будущем году, в ходе которого достиг мыса Бреворт. 24 октября он вернулся на судно, и, после того как выпил чашку кофе, слёг с тяжелыми приступами неизвестной болезни, а 8 ноября 1871 года умер, по заключению врача экспедиции Эмиля Бессела, от апоплексического удара. Чарльз Френсис Холл был похоронен в полумиле от берега в неглубокой могиле.

Дальнейшая судьба экспедиции оказалась не менее драматична. 12 августа 1872 года «Поларис» освободился ото льда в бухте, где провёл зимовку, и начал долгий дрейф на юг. 15 октября он оказался зажатым паковыми льдами в проливе Смита, где в результате паники на борту часть команды покинула судно, а часть осталась на нём. На следующий год обе партии, выдержав непростые испытания, были спасены китобойными судами. Первая американская экспедиция к Северному полюсу не достигла поставленных целей, но все её участники, кроме самого руководителя, вернулись на родину.

Арктическая криминалистика

Причина смерти Холла на протяжении долгого времени оставалась одной из загадок в истории арктических исследований. В 1968 году биограф Чарльза Холла Чонси Люмис (англ. Chauncey Loomis) — профессор Дартмутского колледжа, добился разрешения на эксгумацию его тела. Последующий проведенный анализ образцов тканей костей, ногтей и волос показал, что Холл в последние две недели жизни получил большие дозы мышьяка. Отравление мышьяком согласуется с симптомами, указанными участниками экспедиции: боли в животе, рвота, оцепенение и помутнение рассудка. В своей книге «Арктический Грааль» Пирри Бертон предположил, что, возможно, Холл мог сам принимать мышьяк, поскольку последний был довольно распространён в медицинских наборах того времени. Но он считает более вероятным, что Холл был отравлен одним из членов экспедиции, возможно, врачом Бесселом. За давностью лет никаких обвинений никому из участников экспедиции предъявлено не было.

Память

В честь Чарльза Холла названы:

• Остров Галля
• [www.gpavet.narod.ru/maps1/holl_ova.jpg Острова Холла] — залив Репалс, полуостров Мелвилл, Канада.
• [www.gpavet.narod.ru/Places/maps/holl_pov.jpg Остров Холл] — в группе островов Лемье на побережье Баффиновой Земли.
• [www.gpavet.narod.ru/Places/maps/holl_pov.jpg Полуостров Холл] — Баффинова Земля. Открыт в 1576 году М. Фробишером.
• [www.gpavet.narod.ru/Places/maps/foks_zal.jpg Мыс Холл] — северо-западное побережье залива Фокс.
• Залив Холла — часть пролива между Гренландией и островом Элсмир.
• [www.gpavet.narod.ru/Places/maps/holl_buh.jpg Бухта Холл] — побережье Восточной Гренландии.
• [www.gpavet.narod.ru/maps1/holl_oz.jpg Озеро Холл] — полуостров Мелвилл, Канада.

Литература

• Hall, Charles Francis. [archive.org/details/cihm_47213 Arctic researches and life among the Esquimaux]. — New York : Harper. — ISBN 0665472137.

Ссылки

• [transcription.si.edu/project/6737 Charles Francis Hall Diary] (англ.). Smithsonian Digital Volunteers: Transcription Center. Проверено 6 февраля 2015. Оригиналы дневников Чарльза Холла
• [onlinebooks.library.upenn.edu/webbin/book/lookupname?key=Hall%2C%20Charles%20Francis%2C%201821-1871 Online Books by Charles Francis Hall] (англ.). onlinebooks.library.upenn.edu/. Проверено 7 февраля 2015. Подборка онлайн книг, посвященных Чарльзу Холлу.

Отрывок, характеризующий Холл, Чарльз Френсис

Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.