Холокост в Германии

Холокост в Германии — систематическое преследование и истребление евреев немецкими нацистами в Германии в период с 1933 по 1945 годы, часть общей политики нацистов и их союзников по уничтожению евреев.

На первом этапе с 1933 по 1939 годы евреев дискриминировали, грабили и стимулировали эмигрировать из Германии. После начала Второй мировой войны евреев депортировали в лагеря и гетто на Востоке, где массово уничтожали. К концу войны в Германии осталось в живых не более 10 тысяч евреев.

Предпосылки

Расовый антисемитизм родился в середине XIX века в среде пангерманистов. Он был тесно связан с идеями создания общего государства для всех немецкоязычных жителей Европы. Он трактовался как биологическая борьба двух мировоззрений, носителями которых были две расы — «арийская» и «семитская». Дополнительной основой служили также идеи видных представителей течения «культурпессимизма» Пауля Лагарда и Юлиуса Лангбена. Основными носителями антисемитской идеологии в 1920-е годы были немецкие учёные, писатели и журналисты. Благодаря широкой пропаганде этих идей они вошли в моду у широкой немецкой общественности.

Антисемитизм был одним из ключевых идеологических положений НСДАП. Нацисты считали, что сосуществование немцев и евреев невозможно. Их программа была описана в книгах Адольфа Гитлера «Моя борьба» и Альфреда Розенберга «Миф двадцатого века».

Приход нацистов к власти

На выборах в рейхстаг в 1930 году нацистская партия получила 6,4 млн голосов и 107 мандатов в парламенте. Начались нападения на евреев. Первый еврейский погром в Веймарской республике провели штурмовики под руководством Йозефа Геббельса и Вольф-Генриха фон Хелльдорфа 12 сентября 1931 года в Берлине на улице Кюрфюрстендамме.

На выборах 1932 года нацисты получили 37 % голосов и при помощи других правых партий взяли власть в стране. 30 января 1933 года лидер национал-социалистической партии Адольф Гитлер был назначен на пост рейхсканцлера Германии. На выборах в начале марта 1933 года нацисты получили 44 % голосов, затем запретили ряд других партий и в ноябре получили 92 % голосов и монополию на власть в Германии.

Начало массовых преследований

Начало массовым преследованиям евреев в Германии было положено 1 апреля 1933 года, когда был проведен первый бойкот всех еврейских предприятий в стране. 7 апреля 1933 года был принят «Закон о восстановлении профессионального чиновничества» (англ.), в соответствии с которым было предписано уволить всех неарийских чиновников, за редким исключением. Неарийцем считался каждый, кто имел хотя бы одного пра-родителя еврея. Затем с апреля по декабрь был принят целый ряд нормативных актов и мероприятий, направленных против еврейской интеллигенции с целью «исключить влияние евреев на общественную жизнь». Так, 25 апреля были введены квоты на приём евреев в учебные заведения, а 10 мая произошло публичное сожжение книг еврейских и антинацистских авторов. Расовые ограничения коснулись медиков, адвокатов, нотариусов, профессоров, редакторов и др.

В прессе шёл поток антисемитских публикаций, особенно в еженедельнике Der Stürmer под редакцией Юлиуса Штрайхера. Началась массовая еврейская эмиграция из Германии.

В октябре 1933 года Ассамблея Лиги Наций создала для еврейских беженцев из Германии специальное ведомство Верховного комиссара по делам беженцев. Его руководителем стал американский профессор и журналист Джеймс Гровер Макдональд (англ.) Он начал борьбу за объединение усилий по финансированию помощи, поскольку Лига Наций непосредственно не финансировала эту работу, а также против ограничений на иммиграцию беженцев. За 2 года работы он помог расселить в Палестине 80 тысяч еврейских беженцев.

Антиеврейское законодательство

15 сентября 1935 года в по инициативе Гитлера рейхстаг принял два закона, позднее названых Нюрнбергскими: Закон о гражданине Рейха и Закон об охране германской крови и германской чести. Согласно этим законам евреи были подвергнуты существенной дискриминации.

Закон о гражданине Рейха разделил население Германии, с одной стороны, на граждан, «принадлежащих к немецкой или родственной крови», а с другой на подданных государства, «принадлежащих к расово чуждым племенам». Тем самым была создана трёхступенчатая система с убыванием прав: граждане, подданные и иностранцы. «Распоряжения к Закону о гражданине Рейха», которые содержали первое национал-социалистское определение понятия «еврей», а также распоряжение об увольнении последних государственных служащих евреев, которые ещё сохраняли свои посты согласно «привилегиям фронтовиков».

Среди ряда запретов «Закон об охране германской крови и германской чести» запрещал как «осквернение расы» брак и внебрачное сожительство между евреями и «гражданами германской или родственной ей крови», наём евреями домашней прислуги из женщин «германской или родственной ей крови» моложе 45 лет, а также вывешивание евреями национального или имперского флага и использование тканей сходной расцветки.

Хотя фактически все эти ограничения уже действовали на практике в той или иной мере, основной смысл законов был в официальном введение расового антисемитизма в немецкое законодательство и создание базы для дальнейшего законодательного преследования. Все последующие антиеврейские нормативные акты оформлялись как дополнение к этим законам.

Политика вытеснения и «ариизации»

После принятия антиеврейских законов дискриминация евреев усилилась. Особенный размах приобрела «ариизация» — изъятие еврейского имущества в пользу немцев. Формально сделки по передаче еврейского имущества оформлялись как продажа, но по сути это было принуждение и вымогательство. В первую очередь ариизации подвергались небольшие предприятия, особенно в провинции. Ариизация больших предприятий усилилась в конце 1937 — начале 1938 гг. после снятия Ялмара Шахта с поста министра экономики и назначения Германа Геринга ответственным за четырёхлетний план экономического подъема.

Вытеснение евреев сопровождалось их почти тотальным ограблением при эмиграции. Политика нацистов по изъятию имущества беженцев ужесточалась с 25 % в 1933 году до почти 90 % к 1938 году.

Политика «окончательного решения еврейского вопроса»

Еврейский вопрос был одним из ключевых в политике нацистов. Термин «окончательное решение» Гитлер употреблял ещё в молодости. До начала Второй мировой войны под ним понималось «очищение Европы от евреев» путём их выселения, а после начала войны — как целенаправленное массовое уничтожение.

Принудительная эмиграция

Начиная с 1938 года антиеврейская политика была активизирована с целью добиться эмиграции евреев с территории Германии. Эта политика включала в себя средства психологического давления в виде дальнейшей дискриминации и разделения евреев и неевреев, экономической дискриминации и полицейского давления.

С 5 по 16 июля 1938 года по инициативе президента США Ф. Д. Рузвельта была созвана Эвианская конференция, посвященная проблеме беженцев, в которой приняли участие представители 32 стран. Итогом Эвианской конференции было создание Межправительственного комитета по делам беженцев, который действовал до апреля 1943 года.

9-10 ноября 1938 года по всей Германии был организован массовый антиеврейский погром, получивший название «Хрустальная ночь».

24 января 1939 года в Берлине была создана «Центральная имперская служба по делам еврейской эмиграции».

План Рабли — Шахта — Вольтата

15 декабря 1938 года руководитель Межправительственного комитета по делам беженцев Джордж Рабли по поручению Рузвельта встретился в Лондоне с Ялмаром Шахтом, известным немецким промышленником и президентом Рейхсбанка. За спасение евреев Шахт потребовал 3 млрд немецких марок, что равнялось 1 млрд 200 млн долларов. В январе 1939 года Герман Геринг поручил дальнейшее ведение переговоров с Рабли советнику Министерства экономики Гельмуту Вольтату. В феврале 1939 года Вольтат заявил о готовности принять план эмиграции 150 тысяч трудоспособных евреев в течение 3-5 лет. Затем за ними должны были последовать семьи и иждивенцы. В этот период Германия обязалась не оказывать давление на оставшихся евреев. Финансирование плана предполагалось провести из конфискованного у евреев капитала и дополнительной международной помощи. Однако из-за нарушения договоренностей со стороны германских властей и неготовности в США и других странах к приему беженцев план Рабли не был реализован.

Депортация на Восток и уничтожение

После начала Второй мировой войны и оккупации Польши в сентябре 1939 года начались массовые депортации евреев с территории рейха на Восток на территорию Генерал-губернаторства, где были созданы еврейские гетто. После оккупации западной части территории СССР часть немецких евреев была депортирована в Минское и Рижское гетто.

Итоговое решение о детальной программе массового уничтожения евреев было принято 20 января 1942 года на конференции в Ванзее.

Депортация евреев из Германии в Белоруссию началась в сентябре 1941 года. 19 тысяч немецких евреев прошли через минское гетто, остальных убивали сразу по прибытии. Эшелон с немецкими евреями был отправлен в Эстонию в сентябре 1942 года. Они были расстреляны в урочище Калеви-Лийва. 19 мая 1943 года Берлин был объявлен «юденфрай» — территорий, полностью «очищенной» от евреев.

В дальнейшем депортированные из Германии евреи были убиты при истреблении узников гетто или в лагерях смерти в основном на территории Польши. Из остававшихся в Германии к 1941 году евреев до конца войны дожили не больше десяти тысяч человек

Политика по отношению к «мишлинге»

Отношение нацистов к лицам смешанного немецко-еврейского происхождения (так называмых «мишлинге») регулировалось расовыми законами, дополнениями к ним и отдельными указаниями властей. В частности, лица с четвертью еврейской крови («мишлинге второй степени») считались немцами.

Некоторое количество лиц смешанного происхождения даже служили в вермахте. Наиболее высокопоставленным из них был генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх, заместитель Геринга, генеральный инспектор люфтваффе. Его мать была немкой, а отец евреем. И для того чтобы решить проблему его происхождения было записано, что «настоящим» его отцом является любовник его матери барон Герман фон Бир.

Память о Холокосте

Германия является членом Международной организации по сотрудничеству в увековечивании и изучении Холокоста с 1998 года. Правительство и общественность в Германии осознают масштаб ответственности за эти события. Германия приложила большие усилия для сохранения памяти об этих событиях. Тема Холокоста включена в обязательную программу школьного образования по самым разным предметам начиная от истории и обществоведения до рассмотрения отдельных аспектов на уроках немецкой литературы, религии, этики и др.

Компенсации жертвам

Германия осуществляет различные денежные выплаты пострадавшим во время Холокоста. Выплаты производятся в рамках исполнения Закона о компенсациях, а также в рамках специальных программ и фондов. Кроме того, в 1952 году было подписано Соглашение о репарациях между Германией и Израилем.

Отрицание Холокоста

В Германии существует явление отрицания Холокоста — исторический негационизм, утверждения, согласно которым Холокоста не существовало в том виде, в котором его описывает общепринятая историография. Побудительными мотивами его являются в первую очередь неонацизм и антисемитизм. Публичное отрицание Холокоста является в Германии уголовным преступлением.

Эта проблема стала всерьёз дебатироваться в начале 1980-х годов. Ответом на активизацию неонацистов стало обсуждение в сентябре 1982 года изменение в § 140. II Уголовного кодекса, предусматривавшее тюремное наказание сроком до 3 лет или штраф для любого публичного выражения солидарности, отрицания или обеления деяний периода господства национал-социализма, нарушающих общественный порядок. Однако реальные изменения произошли только в первой половине 1990-х после «дела Гюнтера Декерта». Земельный суд Мангейма приговорил его 11 ноября 1992 года к одному году тюрьмы и 100 тысячам марок штрафа за разжигание национальной розни, клевету и оскорбление памяти умерших и подстрекательство к расовой ненависти. Затем Верховный суд оправдал его поскольку подстрекательство к расовой ненависти не было доказано. Учитывая, что его выступления носили откровенно провокационный и антисемитский характер, это дело вызвало большой резонанс. В результате в октябре 1994 года принят так называемый «Закон о преодолении последствий преступлений» (der Verbrechenbekämpfungsgesetz), вступивший в силу с 1 декабря 1994 года. По этому закону максимальный срок наказания за публичное отрицание преступлений нацистского режима составляет 5 лет тюремного заключения.

См. также

• Вечный жид (фильм)
• Демонстрация на Розенштрассе
• Гольдшлаг, Стелла

Литература

• Михман Д. Катастрофа европейского еврейства. — 1. — Тель-Авив: Открытый университет Израиля, 2001. — Т. 1. — ISBN 965-06-0233-X.
• Дан Михман. Катастрофа европейского еврейства. — 1. — Тель-Авив: Открытый университет Израиля, 2001. — Т. 2. — ISBN 965-06-0233-X.
• Эттингер Ш. Часть шестая. Новейший период. Глава шестая. Приход нацистов к власти в Германии и геноцид европейского еврейства в годы Второй мировой войны // История еврейского народа. — Иерусалим: Библиотека «Алия», 2001. — С. 541-560. — 687 с. — 3000 экз. — ISBN 5-93273-050-1.

Ссылки

• [www.ushmm.org/wlc/en/article.php?ModuleId=10005468 German Jewish Refugees, 1933-1939] (англ.). United States Holocaust Memorial Museum. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67l3jdmlw Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
• [www.ushmm.org/wlc/en/article.php?ModuleId=10005681 Anti-Jewish Legislation in Prewar Germany] (англ.). United States Holocaust Memorial Museum. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67l3kJYVl Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
• [www.ushmm.org/wlc/en/article.php?ModuleId=10005469 German Jews during the Holocaust, 1939-1945] (англ.). United States Holocaust Memorial Museum. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67l3koX2b Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
• [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/The_Deportation_of_Austrian_and_German_Jews.html The Deportation of Austrian and German Jews] (англ.). jewishvirtuallibrary.org. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/67l3lHlfx Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
• [www.lenta.ru/news/2012/05/10/report/ Lenta.ru: В мире: В Лондоне найден уникальный документ о депортации евреев]. lenta.ru. Проверено 11 мая 2012. [www.webcitation.org/67xk2LLaQ Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Холокост в Германии

– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».