Холокост в Молдавии

См. также: Молдавия в Великой Отечественной войне, Холокост на территории СССР и Евреи во Второй мировой войне

Холокост в Молдавии — преследование и уничтожение евреев и цыган в период румынской оккупации с 26 июля 1941 года по 26 августа 1944 года на территории Молдавской ССР. На оккупированной территории в так назваемой Транснистрии были созданы гетто и концлагеря, в которых было уничтожено или умерли от голода, холода и болезней более 300 тыс. евреев и 50 тыс. цыган. В современной Молдове эта тема является поводом для дискуссий, поскольку националисты отрицают геноцид, либо возлагают вину за него на самих жертв.

Евреи в Молдавии до начала войны

До 1940 года в СССР в составе Украины существовала Молдавская АССР. Её еврейское население по переписи 1939 года составляло 37 035 человек. В 1940 году СССР аннексировал Бессарабию и Северную Буковину. Объединением их с молдавской автономией была создана Молдавская ССР со столицей в Кишинёве. В Бессарабии в 1940 году проживало, по оценочным данным, около 300 000 евреев (по переписи 1930 года — 206 958), включая беженцев из других районов Румынии.

Общественные и политические еврейские организации, существовавшие в Бессарабии, после присоединения к СССР были закрыты, сионистская деятельность была запрещена, школы на иврите — ликвидированы. Культура на идиш преследованиям не подвергалась. В 1940—1941 году тысячи евреев Молдавии были депортированы в Сибирь.

Оккупация Молдавии

См. также: Транснистрия, Бессарабское губернаторство и Буковинское губернаторство

Через месяц после начала войны, 26 июля 1941 года Красная Армия оставила территорию Молдавии, завершив оборонительную операцию. Её территория была оккупирована немецкими и румынскими войсками.

Оккупационный режим осуществляла румынская администрация. Территория Молдавии была поделена на жудецы (уезды). В состав Великой Румынии вошли территории, отошедшие в 1940 году к СССР — Бессарабия и Северная Буковина, ставшая Бессарабским губернаторством со столицей в Кишинёве. Также было создано губернаторство Буковина со столицей в г. Черновцы. Территории, ранее не входившие в состав Румынии, получили названии Губернаторство Транснистрия.

Граница Транснистрии проходила по реке Днестр на западе и по Южному Бугу на востоке. На юге образование омывалось Чёрным морем. На севере граница шла по рекам Лядова и Ров. Столицей Транснистрии сначала был Тирасполь, позже — Одесса. Под оккупацией оказалось 230—250 тысяч молдавских евреев.

Создание гетто и концлагерей. Массовые расстрелы

17 июля 1941 года румынский диктатор Ион Антонеску, в тот день находившийся в Бельцах, отдал распоряжение создать по всей Бессарабии концентрационные лагеря и гетто. В августе того же года на территории Бессарабии было создано 49 лагерей и гетто. Крупнейшими из них были лагерь в Вертюжанах — 23 000 человек, лагерь в Секуренах — 20 000 человек и лагерь в Единцах — 13 000 человек. Вместе с евреями в эти лагеря ссылались цыгане, всего 36 000 человек. Из всех этих цыган только 6100 были из Бессарабии, остальные — из присоединённых областей Украины и Румынии. Близ Тирасполя по приказу румынских властей было сосредоточено 300 000 цыган не только из Молдавии, но и с Украины и из Румынии. В этих лагерях осуществлялись массовые убийства узников.

В Кишинёве было образовано гетто, примыкавшее к Вистерниченам. Его границы проходили по улицам Харлампиевской, Кожухарской, Вознесенской и Павловской. В гетто могло находиться до 11 000 евреев. Румынские солдаты часть из них расстреляли в Вистерниченах, в Гидигиче, на Оргеевском шоссе. Также массовые расстрелы еврейского населения проводились по всей Молдавии. В Косоуцком лесу было убито 6000 человек, в концентрационном лагере у Вертюжен погибло 7560 евреев, в Дубоссарах румыны расстреляли 12 000 человек.

Депортации евреев в Транснистрию

После образования Транснистрии румынское правительство приняло решение депортировать всех бессарабских евреев за Днестр. 7 сентября начальникам лагерей была разослана инструкция о том, как проводить депортации. Согласно ей, евреев необходимо было собирать в конвои под контролем румынских солдат и пешим ходом отправить в Заднестровье по заранее намеченным маршрутам. Через каждые 10 километров было вырыто по яме приблизительно на 100 человек каждая. Те евреи, которые не могли идти, подлежали расстрелу. Тела погибших нужно было сбрасывать в эти ямы.

Депортация евреев из Бессарабии началась 15 сентября 1941 года. Из двух провинций было выселено 150 тысяч евреев. Зимой 1941 года началась депортация евреев Северной Буковины. Десятки тысяч из них погибли от голода, холода, побоев и расстрелов уже по дороге в Транснистрию.

Гетто и концлагеря в Транснистрии

9 декабря второй этап по ликвидации бессарабских евреев был завершён. Всего в Транснистрию попало 200 000 человек из Бессарабии и Буковины. После боёв за Одессу в Транснистрию отправились ещё и одесские евреи, а из-за Южного Буга в концентрационные лагеря Транснистрии попали и украинские евреи. Местные лагеря не были рассчитаны на такое количество людей, поэтому конвои постоянно совершали переходы от одного лагеря к другому. В лагерях часто не было построек, пригодных для жизни, и пропитания. Так как была зима 1941—1942 годов, многие из евреев гибли от холода. Хуже всего ситуация сложилась в жудеце Голта. Там находились такие концентрационные лагеря, как Богдановка и Доманевка.

В Богдановку по приказу румынского руководства свозились евреи со всей Молдавии и из Одессы. Все евреи, попадавшие туда, подлежали ликвидации. Многие из них не доживали до казни, так как погибали от тридцатиградусного мороза, недоедания, тифа и прочих заболеваний. Погибших не закапывали, а складывали в пирамиды вместе с дровами и сжигали. 21 декабря 1941 года в Богдановке было заживо сожжено 5000 евреев. С этого дня и до 9 января 1942 года евреев ежедневно гнали к Южному Бугу, где массово расстреливали. Немецко-румынские войска делали перерывы на новогодние праздники, всего за несколько дней в лагере погибло 40 000 человек. В Доманевке убийства евреев начались позже, и к 18 марта все заключённые были уничтожены. Также особенно крупномасштабные казни проходили в Акмачетке и Мостовом. Все эти лагеря концентрировались в уезде Голта, за что тот получил название «королевство смерти».

Гетто Транснистрии имели четкую структуру управления во главе с «президентом общины». В них существовали хорошо развитые социальные службы и кустарное производство. С начала 1942 года узники гетто Транснистрии, депортированные из Бессарабии и Буковины, стали получать регулярную финансовую и продовольственную помощь еврейской общины Румынии, а с 1943 года — и международных еврейских организаций. Это было одной из главных особенностей этих гетто, что помогло спастись многим узникам. Именно в Транснистрии уцелело около 70 % всех выживших в оккупации советских евреев.

Сопротивление

Евреи Молдавии активно участвовали в антинацистском сопротивлении. Из девяти членов республиканского центра по организации партизанского движения пятеро были евреями. Одним из руководителей кишиневского подполья был Б. Дейч, погибший в 1941 году.

Жертвы

По неполным данным, зимой 1941—1942 года в Транснистрии погибло 250 000 евреев. Румынская сторона утверждает, что в концлагерях погибло 270 000 человек. Когда советские войска вступили в междуречье Южного Буга и Днестра, там осталось 50 000 евреев. Они были не только из Молдавии, но и с Украины и даже из Румынии. Всего в концлагерях Транснистрии в годы румынской оккупации погибло более 300 тыс. евреев и 50 тыс. цыган.

Праведники мира

На 1 января 2016 года 79 жителей Молдавии признаны израильским Институтом Катастрофы и героизма Яд ва-Шем праведниками мира — за помощь евреям с риском для собственной жизни. На 2011 год пятеро праведников были ещё живы.

Сохранение памяти в Республике Молдова

Илья Альтман утверждает, что официальные власти Молдовы практически ничего не делают в части признании значения памяти жертв Холокоста. Он пишет, что выявление мест массовых захоронений и установка памятных знаков делается только усилиями еврейских организаций и отдельных энтузиастов.

Вопрос преподавания Холокоста в молдавских школах оказался в центре этнополитического конфликта — многие молдавские историки, тяготеющие к признанию общей молдавско-румынской идентичности не хотят муссирования темы, бросающей тень на недавнее прошлое румынского государства. Школьные учебники практически не упоминают эту тему. На 2008 год, кроме доктора исторических наук Сергея Назария, исследованием Холокоста в Молдавии занимались лишь аспирантка Академии наук Татьяна Сырбу и историк Диана Думитру. При этом та же Думитру отмечает, что румынские историки продвинулись в изучении этой темы гораздо дальше.

В настоящее время некоторые молдавские правые националисты утверждают, что Холокост является вымыслом, либо возлагает вину за него на самих евреев. Среди них проживающий в Париже писатель-антисемит Паул Гома. Ряд молдавских и румынских историков, придерживающиеся аналогичных политических взглядов, поддерживает эту точку зрения, например бывший председатель Ассоциации историков Молдавии Анатол Петренку. Памятники жертвам Холокоста регулярно оскверняются вандалами.

См. также

• Дорохойский погром

Литература

• Назария С., Государственный институт международных отношений Молдовы, Ассоциация евреев Молдовы - бывших узников фашистских гетто и концлагерей, Славянский университет Республики Молдова. Холокост в Молдове. — CEP USM, 2005. — С. 222.
• Назария С. Страницы истории на территории Молдовы и в прилегающих областях Украины, 1941-1944. — Центральная типография, 2005. — С. 303.
• Альтман И. А. Глава 5. Уничтожение евреев СССР. § 6. Гибель евреев Молдавии // [jhist.org/shoa/hfond_119.htm Холокост и еврейское сопротивление на оккупированной территории СССР] / Под ред. проф. А. Г. Асмолова. — М.: Фонд «Холокост», 2002. — С. 204-205. — 320 с. — ISBN 5-83636-007-7.
• Альтман И. А. Жертвы ненависти. Холокост в СССР, 1941—1945 гг. — М.: Фонд «Ковчег», 2002. — С. 299-300. — 544 с. — (Анатомия Холокоста). — 2000 экз. — ISBN 5-89048-110-X.
• Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944). Сборник документов и материалов / Ицхак Арад. — Иерусалим: Яд ва-Шем, 1991. — 424 с. — ISBN 9653080105.
• Удлер Р. Я. Годы бедствий: воспоминания узника гетто. — Центральная типография, 2003. — С. 327.
• Aroni S. Memories of the Holocaust. Kishinev 1941—1944. Los Angeles: University of California (UCLA), 1995.
• Dumitru Diana. «The Attitude of the Non-Jewish Population of Bessarabia and Transnistria Toward the Jews During the Holocaust: A Survivors’ Perspective». Yad Vashem Studies 37, 1 (Spring 2009), pp. 53-83.

Ссылки

• [www.yadvashem.org/yv/ru/remembrance/names/killing_sites_details.asp?country=%D0%9C%D0%BE%D0%BB%D0%B4%D0%BE%D0%B2%D0%B0&table=moldova Проект документации и увековечения имен евреев, погибших в период Шоа (Холокоста)]. Яд ва-Шем. Проверено 10 января 2016.

Отрывок, характеризующий Холокост в Молдавии

Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.