Хольберг, Людвиг

Людвиг Хольберг
Дата рождения:	13 декабря 1684(1684-12-13)
Место рождения:	Берген
Дата смерти:	28 января 1754(1754-01-28) (69 лет)
Место смерти:	Копенгаген

Людвиг Хольберг (дат. Ludvig Holberg, 13 декабря 1684, Берген — 28 января 1754, Копенгаген) — норвежско-датский писатель, драматург, философ, историк, деятель Просвещения. Считается основоположником новой датской и норвежской литератур.

Биография

Десяти лет оставшись круглым сиротой, Хольберг сначала жил в Бергене, затем, терпя большую нужду, прошёл курс богословских наук в Копенгагенском университете. С самыми скудными средствами он предпринял поездку сначала в Амстердам, потом в Англию, где два года посещал Оксфордский университет; слушал лекции, добывая средства к существованию уроками иностранных языков и музыки; позже побывал в Германии, Франции и Италии, много путешествуя пешком, изучая по пути народную жизнь, посещая библиотеки, музеи и университеты. В 1708 он прибывает в Данию. Отныне эта страна становится родиной Хольберга. Он поселяется в Копенгагене, пишет несколько трудов по истории, получает звание профессора в университете (1717) и командируется на четыре года за границу.

Плодовитая литературная деятельность Хольберга доставила ему очень значительные средства, которые он, однако, не считал своей исключительной собственностью и потому мало пользовался ими для себя лично. Большую часть своего состояния он употребил на покупку нескольких имений близ города Сорё, доходы с которых назначил на возобновление и упрочение государственной «академии» (высшее учебное заведение, упразднённое за недостатком средств ещё в 1665 г.). Останки Хольберга покоятся в Сорё, в академической церкви. При жизни Хольберга его великие заслуги перед родиной, по-видимому, мало ценились. Единственным отличием его со стороны правительства было возведение его поместий в «баронство Хольберг» и пожалование ему самому титула «Friherre».

Творчество

Во всех своих произведениях — исторических, поэтических и философских — Хольберг является блестящим представителем эпохи Просвещения с её рационализмом и отрицанием метафизики. В своих главных исторических трудах («Введение в историю европейских государств», 1711, написанное в подражание Пуфендорфу, трёхтомная история Дании, 1732—1735 и «Всеобщая история церкви от возникновения христианства до Лютера», 1738) Хольберг — не столько исследователь, сколько эссеист; он обнаруживает духовное сродство с такими писателями, как Монтень и Аддисон; под его пером датский язык впервые становится способным передавать все оттенки мысли. С резкой критикой «Введения» Хольберга выступил датский историк профессор Андреас Хойер, «самая ожесточенная» полемика двух учёных затянулась на многие годы и стала в научных кругах Дании едва не нарицательной.

Хольберг пробудил в Дании интерес к национальной литературе и включил последнюю в круг европейских литератур. Он создал датскую драму.

Поэзия

Поэтическое творчество Хольберга открывается комическим эпосом «Peder Paars» (Педер Парс, 1719), представляющим собой пародию на бесчисленные подражания Гомеру; по содержанию — это сатира на провинциальное филистерство Дании эпохи Фредерика IV, отгородившееся от свежих течений мысли.

Драматургия

Столь же сатирический характер носят многочисленные комедии Хольберга, создавшие ему славу «датского Мольера». В них блестяще характеризованы все «миниатюрные дураки» современного Хольбергу Копенгагена: вечно занятой бездельник («Den Stundes Löse»), безответственный политикан («Den politiske Kandestöber» — «Жестяник-политик»), французский модник («Jean de France»), учёный дурак («Erasmus Montanus»), надменный дворянин, не имеющий ни гроша в кармане («Don Ranudo de Colibrados»). Особое место среди его комедий занимает «Jeppe paa Bjerget», в которой угнетённый крестьянин охарактеризован с ласковым юмором. Со вступлением на престол Кристиана VI комическая муза Хольберга умолкла; король-пиетист в 1728 закрыл датский театр, основанный французом Монтегю; при Фредерике V театр был снова открыт, но в написанных для него Хольбергом шести комедиях мы не находим прежней жизненности, в них преобладает морализующая рефлексия.

Эссеистика

Хольберг всю жизнь называл себя моралистом, всё своё научное и художественное творчество подчинял воспитательным задачам. В последние годы жизни он в ряде произведений («Moralske Fabler», «Epistler») подверг критике «заблуждения своего века, проанализировал реальное содержание добродетелей и пороков». Но ему чужда последовательность Бейля, Монтескьё, Локка, служивших ему образцами; он не выходит за грань деизма и осуждает таких писателей, как Тиндаль, которые «упраздняют откровение и высмеивают Священное писание». Лишь с большой оговоркой он может быть назван «северным Вольтером».

Роман

К числу «моральных» произведений Хольберга принадлежит написанный по-латыни сатирический роман «Nicolai Klimii iter subterraneum» («Путешествие Нильса Клима под землёй», 1742), в котором, как у Свифта Гулливер, герой посещает вымышленные страны и даёт автору повод высказаться о различных народах. Хольберг высмеивает здесь предрассудки своего времени, устаревшие порядки и обычаи.

Первый и единственный появившийся в Копенгагене печатный экземпляр сатиры произвёл целую бурю. Придворные священники потребовали запрещения сатиры, но король не счёл возможным прибегнуть к такой мере. За границей «Подземное путешествие» также обратило на себя большое внимание и вскоре было переведено на почти все европейские языки (в том числе на русский), даже раньше, чем на датский.

Память

Прозаические «Басни нравоучительные с изъяснениями господина барона Голберга» перевел на русский язык (с немецкого перевода) Денис Иванович Фонвизин.

В 1884 году выдающийся норвежский композитор Эдвард Григ создал фортепианную сюиту «Из времён Хольберга» в пяти частях, приуроченную к торжествам в связи с 200-летием Хольберга. Через год Григ создал версию этой сюиты для струнного оркестра, ставшую одним из его самых популярных произведений.

В честь Хольберга названы кратер на Меркурии и премия выдающимся гуманитариям современности — Премия Хольберга, учрежденная в 2003 году.

Ссылки

• [scifi.spb.ru/cyc/authors/h/holberg.l/holberg1.txt Вл. Гаков. Полая земля]
• [feb-web.ru/feb/ivl/vl5/vl5-2602.htm История всемирной литературы (1988)]
• Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.
• Гольберг, Людвиг // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Хольберг, Людвиг

Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.