Хольмганг

Хольмганг (др.-исл. hólmganga — «прогулка по острову») — поединок двух викингов, нередко служивший способом обогащения для берсерков.

О правилах воины договаривались, как правило, непосредственно перед боем (например, о том, сколько раз допускается менять пробитый щит). В IX—X веках хольмганг приобретал форму узаконенного разбоя: опытному воину достаточно было заявить притязания на собственность либо женщину другого, чтобы обязать противника к вступлению в поединок. Отказ от поединка навлекал на провинившегося социальную стигму — объявление нидингом, что обычно было равнозначно статусу изгоя. Причинение смерти на хольмганге не считалось убийством.

На исходе периода викингов (рубеж X и XI веков) стали предприниматься попытки законодательного регулирования хольмганга, с тем чтобы избежать бессмысленной гибели воинов. Обряд, который и ранее сопровождался жертвоприношением богам, стал всё более формализовываться. В исторические времена борьба велась до первой крови и заканчивалась уплатой трёх мер серебра победителю.

Хольмганг фигурирует в сагах об Эгиле, о йомсвикингах, о Гуннлауге, о Кормаке. В последней поединок происходит на шкуре в три метра шириной, которая закреплялась на земле колышками. Выход за пределы отведённого пространства приравнивался к проигрышу.

См. также

• Поле — схожее явление в Древней Руси
• Рыцарский турнир

Отрывок, характеризующий Хольмганг

– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!