Хомичи (Липовский сельсовет)
Деревня
Показать/скрыть карты
|
Хомичи (белор. Хамічы) — деревня в Липовском сельсовете Калинковичского района Гомельской области Беларуси.
Поблизости есть небольшое месторождение железняка.
Содержание
География
Расположение
В 40 км на север от Калинкович, 15 км от железнодорожной станции Холодники (на линии Жлобин — Калинковичи), 120 км от Гомеля.
Гидрография
На юге мелиоративный канал.
Транспортная сеть
Транспортные связи по просёлочной, затем Планировка состоит из прямолинейной улицы, ориентированной с юго-запада на северо-восток и застроенной двусторонне, плотно, деревянными крестьянскими усадьбами. автомобильной дороге Калинковичи — Бобруйск.
История
По письменным источникам известна с XVII века как деревня в Мозырском повете Минского воеводства Великого княжества Литовского. В 1-й трети XVII века в составе поместья Липов, владение Горватов, 5 служб, 30 валок земли. После 2-го раздела Речи Посполитой (1793 год) в составе Российской империи. В 1879 году обозначена как селение в Липовском церковном приходе. В 1885 году работала церковь. Согласно переписи 1897 года в Карповичской волости Речицкого уезда Минской губернии, действовал хлебозапасный магазин. В 1914 году открыта земская школа, которая разместилась в наёмном крестьянском доме.
С 20 августа 1924 года до 21 августа 1925 года центр Хомичского сельсовета Калинковичского района Мозырского округа . В 1930 году организован колхоз, работали кузница и начальная школа (в 1935 году 108 учеников). Во время Великой Отечественной войны действовала подпольная группа (руководитель С. П. Алисейчик, погиб). В январе 1944 года оккупанты сожгли 8 дворов, убили 7 жителей. В боях за деревню и окрестности погибли 167 советских солдат (похоронены в братской могиле на западной окраине). 78 жителей погибли на фронте. Часто деревню называют Хомичи Липовские. В составе экспериментальной базы «Липово» (центр — деревня Липов), располагались отделение связи, библиотека, фельдшерско-акушерский пункт.
Население
Численность
- 2004 год — 127 хозяйств, 305 жителей.
Динамика
- 1795 год — 12 дворов.
- 1885 год — 21 двор, 190 жителей.
- 1897 год — 25 дворов, 221 житель (согласно переписи).
- 1908 год — 48 дворов, 274 жителя.
- 1925 год — 66 дворов.
- 1940 год — 96 дворов, 435 жителей.
- 1959 год — 532 жителя (согласно переписи).
- 2004 год — 127 хозяйств, 305 жителей.
См. также
Напишите отзыв о статье "Хомичи (Липовский сельсовет)"
Примечания
Литература
- Гарады і вёскі Беларусі: Энцыклапедыя. Т.1, кн.1. Гомельская вобласць/С. В. Марцэлеў; Рэдкалегія: Г. П. Пашкоў (галоўны рэдактар) і інш. — Мн.: БелЭн, 2004. 632с.: іл. Тыраж 4000 экз. ISBN 985-11-0303-9 ISBN 985-11-0302-0
Ссылки
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Хомичи (Липовский сельсовет)
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.